Крысиный Вор
Шрифт:
Закат над домами-ступеньками отцвел, уступив место иссиня-черному звездному океану, нахлынувшему с востока, из владений Пса Харнанвы. Ночной воздух был сух и прохладен, во тьме россыпью мерцали огоньки: на крышах светили тусклые масляные лампы и тлели жаровни, внизу сновали прохожие с фонарями и факелами. Слабый ветерок доносил обычные для сурийского поселения запахи горелого масла, дыма, навоза, кислого молока и благовоний.
– Господин Кайдо, к вам пожаловала госпожа Золотая Эвелат!
Танцовщица вошла следом за слугой. Она была с головы до пят закутана в темное
Покрывало взметнулось и с тихим шелестом упало на пол. Смуглое лицо Эвелат до глаз было закрыто плетеной золотистой сеткой, шаровары и туника затканы золотым шитьем, распущенные черные волосы перевиты нитями золоченых бус.
– Я станцую для вас, господин Хантре. Примите мой танец, как подарок.
Из холщовой сумки с вышитыми розами она достала запечатанную глиняную бутылку и окарину, которая выглядела так, словно ее только что выкопали из-под песка. Распустила шнурки, скинула сафьяновые туфли. Стопы и щиколотки Эвелат были разрисованы хной, ногти покрыты перламутровым лаком.
– Прошу вас, господин Хантре, выпейте бальзам, он целебный.
Ловко откупорив бутылку изящными пальчиками, тоже с бледным перламутровым маникюром, она перелила содержимое в чашку. Темной маслянистой жидкости было немного – всего на несколько глотков.
Мгновение он колебался – нет, не отрава – потом залпом выпил: появилось ощущение, что так надо. Бальзам был сладковатый и маслянистый, с ароматом каких-то незнакомых растений, с ноткой горечи – будь ее чуть побольше, желудок вывернуло бы наизнанку.
Эвелат стояла посреди комнаты, до странного непроницаемая, словно пустынный ландшафт или статуя в аллее. Точно ли это обыкновенная живая девушка?
– Мы ждем музыканта, который будет играть на окарине? Не хотите пока фруктов или вина?
– Это трамба олосохарских кочевников, она заклятая и будет играть для нас сама собой. Садитесь и смотрите, господин Хантре, я начинаю танец.
Когда Золотая Эвелат сделала первое движение, из поставленного на пол инструмента полился заунывный мелодичный звук, напоминающий то ли флейту, то ли волынку.
Вначале Хантре восхищался чарующей плавностью танца: казалось, это накатывают на берег морские волны, плывут облака, покачиваются под дождем цветы, стелется трава на ветру – а потом Эвелат словно подхватил демонический вихрь, полный жажды, ярости и тоски по недостижимому. Золотоглазый. Его здесь не было, но в то же время он как будто присутствовал в ее танце, и в какой-то момент Хантре перестал понимать, кто перед ним – нанятая Светлейшей Ложей танцовщица или Тейзург, да к тому же Тейзург из тех времен, когда он еще не носил этого имени и был одним из князей Хиалы.
Но это еще не все, Хантре сейчас не смог бы сказать, где же он сам находится: сидит на подушке в гостиничном номере, возле столика с угощением – или стоит у окна в совсем другой комнате, забытой, но хорошо знакомой, и девушка не скользит перед ним в танце, а замерла у него за спиной. Золотоглазый обещал, что не тронет ее, но они должны расстаться – «иначе я за себя не ручаюсь».
Это прощание: больше они не увидятся. И сердце болит, потому что рушится мир, который они для себя выстроили, и рвутся в клочья все их волны, травы и облака.
Данра говорила: неизвестно, как это заклятье выглядит, но когда его увидишь, сразу поймешь – вот оно. И что с ним делать, тоже поймешь, это же твой танец. А Хеледика боялась ошибиться, боялась не заметить… До последнего мгновения боялась, пока не начала танцевать.
Сейчас время и пространство Хантре Кайдо, все его прошлое и настоящее было замкнуто в ее танце, словно косточка в вишне или песчаная роза в глубине бархана. И нужное заклятье она распознала сразу: как будто шов наискось через сердце, крупными неровными стежками. Впрочем, другая ведьма на ее месте увидела бы что-нибудь другое.
Всего-навсего запирающее заклятье. Он им воспользовался, чтобы ослабить боль потери. Шла война с нечистью, которая вторглась из другого мира, и от Стража Сонхи слишком многое зависело, он должен был действовать и повелевать стихиями, не отвлекаясь на личные переживания. А потом, когда выяснилось, что утраченного не вернешь, не стал его убирать – пусть будет, с зашитым сердцем легче живется.
Через несколько лет после окончания войны его убили в какой-то случайной стычке (с кем угодно бывает, Страж Мира не исключение), и в следующей инкарнации он об этом заклятье забыл – притом что оно никуда не делось.
Иногда ему снилось что-нибудь из той жизни. Золотоглазого, который вырвался из Хиалы и родился человеком, он в дальнейшем интуитивно избегал: всякий раз вовремя уезжал из города, переходил на другую сторону улицы, сворачивал в другой переулок… Если б спросили, не смог бы объяснить, в чем дело. Было смутное чувство, что, если, к примеру, войти не в ту дверь, а в эту, и не сию минуту, а спустя полчаса, все сложится проще и безопасней. Играть в прятки с видящим – безнадежное занятие, даже для бывшего демона, которого, в свою очередь, преследовало неотвязное желание непонятно кого найти. Впрочем, потом они все-таки встретились.
Все это было для песчаной ведьмы как на ладони, поскольку находилось внутри пространства, которое она создавала и очерчивала своим танцем. И теперь она могла убрать шов, снять заклятье, в котором давно уже не было никакого смысла.
Когда она разорвала первый стежок, Хантре вздрогнул и побледнел. Выражение лица у него стало такое, словно ему в сердце вонзили нож, и он не может решить, то ли его выдернуть, то ли лучше не трогать.
На втором этаже гостиницы Орвехт пил остывший зеленый чай и разбирал последние ошибки Грено Гричелдона. Ошибок было немного: Грено почти никого не сглазил, а если где и брякнул лишнее, вовремя спохватился и завернул нежелательный посыл. Успех налицо, но ткнуть младшего коллегу носом в промахи тем более необходимо, иначе возгордится и ослабит самоконтроль.