Крысиный Вор
Шрифт:
Отец с матерью, люди строгих правил, прогнали опозоренную Марлодию с глаз долой, но жилось ей неплохо: Ложа для всякого волшебника найдет работу, позволяющую по меньшей мере не голодать.
В доме у несостоявшегося жениха с тех пор мигом скисали сливки и портились другие молочные продукты, потому что не стоило ему обижать молочную ведьму. На помощь приглашали магов, и это безобразие на некоторое время прекращалось, но потом начиналось вновь. Марлодия не сознавалась, что это она наводит порчу, и ее ни разу не застукали.
Хеледика подозревала, что Ложа не особо старалась поймать ее на горячем – не из сочувствия,
Все бы ничего, но поползли сплетни, да и сама Марлодия порой начинала ругать на все корки мерзавца-жениха. Хеледика таких разговоров избегала. Ей думалось, что насчет ее прошлого, наверное, тоже все знают, только шепчутся украдкой, потому что одно дело – барышня из алендийской семьи, и совсем другое – олосохарская песчаная ведьма, которая во время позапрошлогодних беспорядков насмерть извела своим колдовством целую банду погромщиков.
Пересуды о Марлодии как будто задевали в ее душе какую-то болезненную, неприятно дребезжащую струнку.
Аленду окутали холодные лиловые сумерки. Народу на улицах меньше не стало – наоборот, прибавилось. Сияли фонари, над крышами переливались разноцветные сполохи, с шипением взмывали в вечернее небо «прыгучие звезды». Хеледика шла среди праздничной толкотни, пьяных возгласов, смеха, запахов дыма, жареного мяса и выпечки, следов магии, которые были для нее так же явственны, как звуки или ароматы, и, рассеянно глядя по сторонам, размышляла о своем.
Девочка-рассказчица, которая, как выяснилось, не была ничьей кузиной, упомянула о маге, способном пройти невредимым сквозь пламя саламандры. Господин Суно ищет такого, но пока не нашел, а господин Эдмар обронил, что одного знает, только живет тот маг не в Сонхи.
Минувшим летом Орвехт выполнял задание Ложи в Суринани вместе с амулетчиком Зомаром Гелберехтом. Тот получил тяжелое ранение в схватке с амуши, и тогда господин Суно, чтобы спасти помощника, усыпил его и поместил в «Пламенный конус», использовав для этого амулет, в который заключена пойманная саламандра. Зомар уже который месяц спит в одной из комнат обветшалого заброшенного дворца на окраине пыльного городка. Ни олосохарскому народцу, ни людям до него не добраться: любой, кто шагнет внутрь сияющего конуса, сгорит в мгновение ока. Почти любой.
В одной старинной книге о стихийных сущностях нашлось упоминание о «тех, кому живое пламя саламандры не причинит вреда – это хозяин всех саламандр в Сонхи, а также его заменщики». Иначе говоря, для того чтобы вызволить Зомара, нужен либо Страж Мира (о котором ничего не известно, кроме того, что он есть), либо другое существо той же непостижимой природы, которое при необходимости могло бы занять место Стража.
У господина Тейзурга и впрямь есть знакомый, который был Стражем много тысячелетий тому назад, а потом ушел из Сонхи и поселился в другом мире. Беда в том, что Тейзурга на ближайшие десять лет лишили способности путешествовать по мирам.
Где откопала свою сказку девчонка в птичьей шапочке? А если сочинила сама, откуда она знает о тех, кому не страшен огонь саламандры?
Если еще ее встречу, обязательно расспрошу, решила Хеледика.
Она не была знакома с Зомаром Гелберехтом, но несколько раз видела его в резиденции Светлейшей Ложи. Когда его ранили в Мадре, он попросил господина Суно передать ей свой талисман – китонскую фигурку-тауби, свернувшуюся кошку, вырезанную из полупрозрачного сумеречно-синего камня.
Если держишь в руке тауби, это помогает унять тревогу, восстановить душевное равновесие. Вначале Хеледика с подарком не расставалась, но потом отвела ему почетное место в ящике комода и доставала изредка, «чтобы тауби не заскучала».
Зомар мог не знать (или все-таки знал?), что в состав редкого поделочного камня окинила, добываемого жителями нелюдской страны Китон в Унских горах, входит кремнезем – минерал, подвластный песчаной ведьме, поскольку из него-то по большей части и состоит на вещественном уровне песок великого Олосохара. Благодаря этому талисман Зомара был для Хеледики словно книжка – истрепанная, с вырванными или замазанными страницами, с плохо различимыми картинками, но кое-что прочитать можно. Обрывки впечатлений, которые принадлежали двум китони и трем людям, пробивались сквозь ласковое волшебство талисмана – словно лезли из земли ростки сорняка.
Хрупкий малорослый резчик с молочно-белой кожей и округлыми роговыми выростами на голове, напоминающими то ли черепаховый гребень, то ли костяной венец – так выглядят все представители народа китони, – подарил фигурку из синего окинила своему родственнику. Тот держал лавку шелковых тканей в городе под названием Нгендла, и во время ларвезо-китонской войны его едва не убили солдаты Светлейшей армии. Раненный, он прятался в сарае, в то время как завоеватели грабили его лавку, и там на него наткнулся молодой сурийский наемник, тоже высматривавший, чем бы поживиться.
В Аленде бытует мнение, что ларвезийцы – люди просвещенные, а сурийцы сплошь головорезы, но парень оказался мягкосердечней своих собратьев по оружию, вдобавок его семья почитала Тавше. Во славу Милосердной он перевязал несчастному торговцу руку и позволил ему уйти. Вряд ли он рискнул бы так поступить в присутствии своих товарищей – на это потребовалось бы куда больше смелости, чем для самой страшной рукопашной схватки, – но те, на его счастье, ничего не видели. А китони, у которого даже кошелек не отобрали, подарил своему спасителю тауби: откупился дорогой сердцу вещицей от беды, согласно распространенному в тех краях поверью.
Чтобы талисман не утратил свое тихое волшебство, новый владелец должен или получить его в подарок, или найти, но ни в коем случае не купить, не украсть, не отнять силой.
После войны Кизбур связался с компанией сорвиголов, которые промышляли вылазками в Исшоду – страну в юго-восточной Суринани, разоренную и захваченную волшебным народцем. Время от времени бывает, что на какой-нибудь территории народец обретает великую силу и начинает вовсю куражиться. Жителям тогда только и остается, что собирать свое добро да поскорее уходить из окаянного края. Спустя два-три века праздник для распоясавшейся нечисти закончится, и люди смогут вернуться обратно, а земля там в первые годы будет на диво плодородна, урожаи обильны, к домашней скотине никакая хворь не пристанет.