Крысоголовые
Шрифт:
Есть такие люди. Бульдозером пройдутся по ближним и дальним в погоне за прибылью. Сметут всех, кто будет стоять на пути, в погоне за эфемерным выигрышем. Асфальтовым катком прикатают.
– Будь борцом, – спокойно продолжила бабушка, ни словом, ни жестом не реагируя на мои трепыхания и треволнения. – Борись, помогая слабым и незаслуженно обиженным. И их заставляй барахтаться. Не разрешай им сдаваться. Нахлебников да захребетников плодить тоже негоже. На спину да на шею себе никого не сажай. Кто ходить разучился, пусть ползёт, пока снова ноги не окрепнут. Каждый получит в конце концов
– Ах, бабуля, – вздохнула я. – Посмотри, что с людьми делается. Не только за миллионы убивают, за паршивую автомагнитолу могут человека жизни лишить. За огурец украденный. За кастрюлю. А воруют как?! Особенно те, кто у власти. Взятки хапают, как будто в преисподнюю с собой собираются вагон денег прихватить. А ты про Бога. Нет его давно в людских душах. Даже намёка на него нет. Свечку в храме ещё поставят, а про Бога в душе давно забыли.
– Забыли, – согласилась бабушка, сохраняя всё то же олимпийское спокойствие, – но не все. Тот, кто рот пошире разинул и кусает пожаднее, не обязательно проглотит откушенное. Многие подавятся. Детей и внуков будущего лишат. А себя уже жизни лишили. Потому что вечно под конвоем, то бишь, под охраной ходят, машины бронированные заказывают и всегда трясутся за существование своё дрянное. А дальше… дальше у них всё только хуже.
А для меня…
Для меня жизнь была всегда радостной.
Каждое мгновение.
С момента пробуждения до момента засыпания. И даже во сне.
Слова «скука» не было в моём лексиконе, я даже не представляла, что жизнь хоть на миг может стать скучной. Дни были заняты до предела, мелькали, как в калейдоскопе, и всё казалось важным и нужным, и я торопилась жить, словно в одну жизнь хотела вместить впечатлений как минимум достаточных для трёх насыщенных событиями человеческих жизней.
И у меня получалось – вот, что было самым странным.
Бежали годы. Мчались как спринтеры. Я с азартом накручивала километры и в результате исходила за это время пешком все места вокруг города на расстоянии сорока километров. Ни дня не могла прожить без движения, словно внутри меня туго скрученная кем-то спираль всё время с бунтом распрямлялась и вырывалась наружу.
Я изъездила добрую половину нашей страны, общалась с огромным количеством людей в разных её точках. Для меня не было проблемой подойти к незнакомому человеку и заговорить с ним. В любом месте. Лишь бы он был мне симпатичен.
Я научилась отлично стрелять из любого оружия: из охотничьего ружья и спортивного пистолета, из пневматической и малокалиберной винтовки, даже из лука не раз целилась и попадала в мишени.
Зачем-то ещё в школьном кружке на заре туманной юности изучила азбуку Морзе и работала с ключом вполне профессионально, с отличной скоростью, словно заправский радист. Прыгала с парашютом. Плавала и ныряла, как дельфин. Научилась водить машину (любую) уже будучи в возрасте, и по мелочи, с самого детства, – мотоцикл, мопед, трактор. Конечно, велик ( это уже с самого раннего детства).
Азартно ловила рыбу (только рыболовными снастями, браконьерские орудия лова никогда меня не привлекали) на озёрах и реках, которых было достаточно в нашей области и далеко за её пределами, куда я тоже не забывала наведываться; собирала грибы, лесные ягоды, янтарь на берегу моря. Даже красивые камешки.
Зачем?
Не знаю.
Интересно было.
Мне всё это было интересно и ещё многое другое. Находились люди, которые называли меня чудачкой, белой вороной и не от мира сего, но меня это нисколько не волновало: сколько людей – столько судеб. И кто сказал, что мы должны быть похожи друг на друга как близнецы. Мир хорош своим разнообразием.
Мы с бабушкой собирали лекарственные травы и цветы, копали корешки и сушили кору, готовили лекарственные сборы, настойки и отвары. Бабушка шептала таинственные заговоры, прогоняя болезни, лечила бесплодие и изгоняла неприятности из чужих жизней.
В свою жизнь неприятности мы не пускали. Вход был надёжно заперт. И странным мне это не казалось. Наоборот, я всегда удивлялась, как люди умудряются натаскать в свою жизнь столько гадостей… то ли головы у некоторых нет, то ли использовать её по назначению их просто не научили…
Когда бабушка решила покинуть этот мир и перейти в другой, я заболела. В это время я была далеко от неё и ничего не знала, потому что бабушка запретила близким говорить мне о себе, и они выполнили её просьбу.
Но…
Мне внезапно стало плохо. Плохо без всякой видимой причины. У меня болела голова, ломило затылок, мир качался в зыбком мареве, потеряв привычные чёткие черты и ориентиры, а я не могла понять, что со мной происходит.
Я плохо видела, смутно различая лишь очертания предметов вокруг себя, не воспринимала чужие слова (звук шёл словно параллельно, никак со мной не соприкасаясь) и даже ходила пошатываясь и нетвёрдо держалась на ногах.
А потом наступил момент, когда я окончательно поняла, что осталась без бабушки и что к этому миру (без неё) мне ещё нужно привыкнуть. Нужно научиться в нём жить и сохранить не только себя, но и свой род.
Сначала мне показалось, что это невозможно. Бабушка – это навсегда. Это тот, кто всегда не только рядом, но и где-то глубоко внутри. Бабушка – часть меня самой. А разве можно безболезненно отделить от себя какую-то часть?!
Внутри меня зазияла пустота, огромная и страшная. На какое-то время я утратила всякую чувствительность: ослепла и оглохла. Я словно выпала из реальности и не понимала, где я и что со мной.
Мир людей и до этого был мне не слишком интересен, а тут и вовсе перестал существовать. Я часами бродила по лесам, краем уха слушая шёпот сосен и лепетание берёз, жалобные стоны осинок, вечно трепещущих на ветру, бездумно смотрела сквозь них на облака и вспоминала.
Я слышала бабушкин голос, видела её лицо, озарённое редкой при жизни лёгкой полуулыбкой, любовалась её стремительными движениями и однажды поняла – бабушка не ушла! Она здесь, со мной. Навсегда. Только для других она стала невидимой.