Крысолов
Шрифт:
– Да нет… Это он слезу давит… Типа, что он уже практически покойничек. Чтоб нас совесть замучила. Когда ему в нашем головном офисе лобные доли резать будут.
– А что, правда будут? Для чего он им? Ориентировка-то… – Дмитрич неопределенно мотнул головой.
– Может, и будут, – пожал плечами толстяк. – Но ведь сам заслужил, верно? За просто так в наш головной офис не таскают. Значит, заслужил. Бог не тетка, он все видит. И за все надо расплачиваться. Жировал в своем Пригороде? Жировал. Так что теперь пусть не ноет… –
Они еще раз чокнулись и выпили.
– Честно делаете? – кисло усмехнулся Стас. – То есть ориентировка на меня оформлена по всем правилам? И в чем же меня, в таком случае, обвиняют?
Толстяк сморщился. То ли от водки, то ли от слов. Почти по-доброму попросил:
– Не выеживайся, Крысолов…
– Раз ориентировка пришла, значит, в чем-то обвиняют, – сказал Дмитрич. – А в чем, это уже другой вопрос. Не наше дело. Меньше знаешь, крепче спишь. Верно, майор?
– Вот как? – сказал Стас. – И это называется – честно? Хорошо же вы работаете, господа.
Стас опрокинул в себя с донышка стакана.
– Нет, ну что вы за народ такой, пригородные, а? – сказал толстяк. – Все бы вам испоганить, все бы в душу плюнуть. С тобой как с человеком, вот, пожрать дали, а ты, сволочь, все… – Толстяк махнул на Стаса вилкой, крякнул и принялся за блинчики.
– Лес рубят – щепки летят, – сказал Дмитрич, глядя на Стаса, но то и дело косясь на толстяка. – Правильно, майор? Законы законами, а главное – дело. Нам что сказали, то мы и делаем. Раз надо – значит, надо.
– Кому надо? – уточнил Стас.
– Не умничай, – буркнул толстяк.
– Нам надо! – сказал Дмитрич. – Фирме. Народу. России. А такие, как ты, только о своей заднице и думают! А родина вам по фигу… Так что все правильно. С такими, как ты, только так и надо. Правильно, майор?
Толстяк сморщился, жуя блинчик, и ничего не ответил. А когда прожевал, поглядел на Стаса.
– Ладно, Крысолов… – Толстяк хлопнул Стаса по плечу. Да так и оставил на плече руку этак по-дружески. – Сам же все понимаешь… Будь мужиком, научись принимать жизнь такой, какая она есть. Ну, не повезло… Мы-то не виноваты, правда? Судьба у тебя такая, значит.
Стас дернул плечом, сбросив руку майора.,
– Нет, он точно брезгует, – сказал Дмитрич.
– Да, – нахмурился толстяк. – С ним, сукой, по-человечески, а он морду воротит. Все права качает…
Дмитрич продекламировал:
– “А не испить ли нам кофею, графиня?” – “Отнюдь, граф”, – ответствовала графиня. “Брезгуешь, падла”, – сказал граф”.
– И имел графиню четыре раза! – довершил толстяк хором с Дмитричем. Поглядел на Стаса:
– Ну чего, Крысолов? Я вижу, наелся уже, раз умничать начал? Последняя просьба невинно осужденного исполнена, мученик ты наш? Можем ехать?
Стас кисло усмехнулся, гоняя вилкой остатки морковки и не поднимая глаз. Не о том думаешь, служивый… Впрочем…
Как ты сказал? Судьба, значит, такая? Может, ты и прав…
Ну, судьба так судьба.
Стас опять поерзал в кресле. Еще немного отодвинув его от стены. Опять задумчиво простучал ногтями по подлокотнику простенький ритм.
– Ну все, что ли? – спросил Дмитрич. – Идем, майор? Давай сгребем это. – Он кивнул на стол. – В машине доешь. Ну, поехали! Посмотри, и так времени уже сколько! Целый день тут торчим!
– Ну чего сидишь? – Толстяк покосился на Стаса. – Наелся? Все? Давай топай на выход.
– Почти все, – сказал Стас. Кивнул на Серого. – Шимпанзе. Его надо в туалет сводить.
Стас привстал, но толстяк махнул рукой: стоп, не стоит пока подниматься с кресла.
– По очереди. Сначала шимпанзе, потом ты. – Кивнул Дмитричу на Серого, взял со стола пистолет. – Займись мартышкой, капитан, а я этого посторожу.
Стас пожал плечами – словно ему совершенно безразлично, кто поведет Серого в уборную.
Главное, не выдать ожидания. Весь расчет и был на то, что они напрягутся. Напрягутся и не дадут сходить в уборную вместе с Серым. Решат сделать это сами. И, значит, разделятся.
– Эй, мартышка! Пошли! – Дмитрич схватил Серого за лапу и потащил в ванную.
Серый кинул мрачный взгляд на Стаса, но послушно засеменил за Дмитричем.
Стас с задумчивым видом опять начал барабанить ногтями, но бросил ритм, не выстучав его до конца.
Прислушался. Показалось? Или…
Сзади, внизу за креслом, опять тихо прошуршало. Наконец-то!
Теперь там, между обивкой кресла и дощатой стеной дома, шуршало тихо, но постоянно. Там, в углу за креслом, стена была не цельная. Пара досок снаружи и обделочные дощечки вагонки изнутри остались на своих местах, но держались на соплях, чисто символически.
Чуть ткни, и откроется проход. Маленький, но кое-кому хватает.
Это усовершенствование было сделано в первый же день, сразу, как только снял домик на две недели. Тогда же и кресло переместилось в этот угол, чтобы доски не выпали сами. Мало ли, зайдет днем горничная прибраться и увидит… Вопросы начнутся, внимание, Серого заметят…
Сделано это было на всякий случай. Надейся на лучшее, но готовься к худшему. И вот поди ж ты, пригодилось… То ли ты стал слишком хорошо думать о мироздании и ждать от него слишком хорошего, то ли мироздание стало думать о тебе слишком плохо и решило избавиться от тебя…
Стас медленно, будто в задумчивости встал и подошел к окну.
Толстяк в кресле возле стола напрягся. На всякий случай проводил Стаса дулом пистолета. Но когда Стас остановился возле окна, расслабился.
Ну-ну…