Крысы (сборник)
Шрифт:
— Ну-ка прекратите! Эй, кто это там?
Черная фигура вдруг рассыпалась на сотни маленьких тел, и они помчались наверх. Снизу донесся скрежет останавливающегося поезда, но поезд почему-то не остановился, а стал вновь набирать скорость. Не останавливаясь, он промчался мимо платформы. В наступившей тишине Грин услышал вдруг писк. Казалось, пищали сотни мышей. И тогда он понял, что это пищат существа, бегущие наверх, к нему. Только это были не мыши, а крысы. Ужасные огромные крысы. Черные и отвратительные.
Грин, на удивление быстро для человека его комплекции, преодолел несколько ступенек, на которые он успел спуститься, добежал до кассы и захлопнул за собой дверь. Пару секунд он стоял, прислонившись к двери и пытаясь отдышаться. Потом подошел к телефону и набрал номер полиции.
— Полиция? Быстрее! Полиция? Это станция
Грин бросил трубку и выбежал во вторую комнату. Решетки на окнах отрезали путь к отступлению. Дрожа от страха, он в отчаянии огляделся по сторонам. Перед ним был стенной шкаф, в котором уборщицы хранили метлы и ведра. Грин залез в него и закрыл за собой дверь. Потом согнулся и захныкал. По его брюкам расползлось мокрое пятно. Он сидел в темноте, затаив дыхание. Кто же это кричал? Наверное, Эррол или какой-нибудь пассажир, ожидавший поезда. Крысы сожрали его. А сейчас они хотят добраться и до него, Грина! Машинист, увидав крыс, не остановился, проехал мимо. На станции сейчас никого нет. Он один. Матерь Божья, а это что такое? Скрежет зубов? Царапанье? Они уже в конторе! Они пытаются прогрызть дверь в шкаф!
Глава 10
Понедельник. Восемь тридцать утра. Час пик. Пассажиры метро читали газеты и книги, спали и дремали, болтали или о чем-то думали, стояли или сидели. Некоторые смеялись. Бухгалтеры стояли плечом к плечу с директорами банков, машинистки — с манекенщицами, официантки из кафе — с государственными служащими, делопроизводители — с программистами, белые — с черными. Мужчины тайно или явно оценивали женские ноги. Женщины смело смотрели в ответ или притворялись, что ничего не замечают. Все думали о предстоящей неделе, вспоминали прошедший уик-энд. Головы почти у всех были пусты.
Дженни Купер сидела и читала страницу вопросов и ответов женского журнала. Некоторые ответы развеселили ее. Но в общем она просматривала журнал, не особенно вникая в содержание. Ее мысли вернулись к субботней вечеринке. Скорей бы добраться до работы, чтобы рассказать подругам о потрясающем парне, который провожал ее домой. Особенно рассказать Мэрион. У той всегда сотни парней, о которых она без устали всем твердит. Дженни считала себя простушкой. У нее были небольшие глаза, к тому же близко посаженные, длинноватый нос. Зато ноги были в порядке: не тонкие и не толстые. И волосы шикарные — прекрасные кудряшки великолепного мягкого цвета. Если не улыбаться широко, лицо у нее все же довольно привлекательное. Он сам признался, что Дженни понравилась ему. Она и раньше дружила с парнями, но ни один из них не соответствовал стандартам Мэрион. Дженни нравились парни, с которыми она дружила, но она всегда немного стеснялась ходить с ними. Но этот — другое дело. Такой же красивый, как кавалеры Мэрион. Даже красивее многих из них. И он захотел встретиться с Дженни еще. Пригласил сегодня вечером в кино. Дженни не могла дождаться, чтобы показать его подругам. Мэрион просто позеленеет от зависти!
Вайолет Мельрей сидела рядом с Дженни и читала роман. Она обожала романы и всегда могла сказать, какие чувства будет испытывать героиня в тот или иной момент. Она страдала вместе с героиней, делила ее разочарования и счастье... Вайолет вздохнула про себя, когда герой, потеряв богатство, жену (такую злобную и коварную), лишившись руки в результате несчастного случая на охоте, вернулся к женщине, которую когда-то давно любил, — к героине, такой мягкой и чистой. Эта женщина готова была вновь обнять его, пожалеть, пожертвовать ради него всем, пожертвовать ради человека, который, в сущности, предал ее, но которому она сейчас была так нужна...
Вайолет вспомнила, каким романтиком раньше был Джордж. Ухаживая за ней, он дарил цветы, делал маленькие подарки, сочинял коротенькие поэмы. Он был таким умным. А сейчас, спустя шестнадцать лет и имея троих детей, он самое большее — похлопывал ее по спине или щекотал подбородок. И все же Джордж был хорошим человеком, очень честным и очень добрым.
Он был хорошим мужем, верным и терпеливым, и хорошим отцом. Их любовь долгие годы не увядала, как у многих. Жаль только, что Джордж всегда и во всем полагался на логику. Каждую проблему он разрешал с помощью логики, а не чувств. Чувства всегда осторожно взвешивались, со никогда не выпускались на волю. Вот если бы Джордж хоть бы раз удивил ее чем-нибудь или напугал! Конечно, она не хотела, чтобы он изменял ей, но он мог бы по крайней мере с восторгом взглянуть на какую-нибудь женщину. Мог бы еще играть на скачках, чуть-чуть выпивать, мог бы когда-нибудь врезать своему брату Альберту. Но нет, этому не бывать, и она не может изменить Джорджа. Дай виноват ли он в том, что ей время от времени хочется немного романтики, например, отправиться в маленькое романтическое путешествие? Несмотря на сорок два года, Вайолет не могла преодолеть в себе это. Сейчас, когда дети учились в школе и могли сами присмотреть за собой, она находила единственный выход для своей энергии в работе. Вайолет работала в страховой конторе. Правда, неполный день. Работа занимала у нее большую часть времени. Кроме того, хватало дел по дому. Вайолет напомнила себе, что надо в обеденный перерыв зайти к Смиту за новой книгой.
Поезд резко повернул, и Генри Саттон ухватился за ремень. Он пытался читать газету, но каждый раз, когда хотел перевернуть страницу, едва не терял равновесие. В конце концов, он отказался от этой затеи и стал разглядывать женщину, сидевшую перед ним. Женщина читала книгу. Интересно, сойдет она сейчас или нет? Нет, поедет дальше. Обычно пассажиры с книгами едут далеко. Рядом с женщиной сидела девушка. Эта тоже не сойдет. Работает, наверное, в какой-нибудь конторе и выйдет только в Сити или Вест-Энде, а следующая станция только “Степни-Грин”. За годы поездок в часы пик Генри стал большим специалистом по части угадывания района, в котором жил тот или иной пассажир. Эта игра не всегда удавалась утром, он редко находил свободное место. Но по вечерам Саттон всегда садился напротив пассажира, который, по его мнению, должен был скоро выйти.
Он заметил, например, что, чем хуже одет пассажир, тем скорее он доезжает до своей станции. А цветные никогда не ездят дальше Вест-Хэма. Хорошо одетые люди часто пересаживаются на Майл-Энд на центральную линию. За двадцать лет работы клерком у адвоката (довольно скучная, но удобная работа) Генри многое узнал о людях. Жизнь его шла размеренно — все дни были похожи друг на друга.
В работе ничего волнующего. Никаких тебе убийств, изнасиловании или шантажа. Большей частью — разводы, растраты или покупка домов. Несенсационные дела, в основном скучные, часто тупые. Зато это была безопасная работа. Генри был рад, что не женился, и мог жить собственной жизнью, не беспокоясь о детях, школах, соседях, каникулах. Нельзя сказать, чтобы он сторонился людей, он просто старался держаться подальше от их проблем. На работе перед ним проходило достаточно много людских судеб, но он старался относиться к ним сугубо с профессиональной точки зрения. Единственным способом участия в общественной жизни, который он признавал, было пение в церковном хоре. Генри регулярно, раз в неделю, посещал репетиции, а по утрам в воскресенье от души пел. Это была единственная форма эксгибиционизма, которую он себе позволял.
Генри приподнял очки и потер переносицу. Понедельники не угнетали и не волновали его. Самый обычный день, очень похожий на остальные.
Поезд внезапно качнуло, и он со скрежетом затормозил. Генри, не удержавшись, оказался на коленях Вайолет Мельрей и Дженни Купер.
— Ох, извините! — краснея и заикаясь, пробормотал Саттон. Он рывком встал. Остальные пассажиры, как оказалось, тоже попадали. Сейчас все вставали, извинялись. В вагоне слышались смех и ругань.
— Ну вот, — раздался чей-то голос. — Опять минут двадцать будем стоять.
Человек оказался не прав. Они простояли сорок минут. И все эти сорок минут взволнованно вслушивались в разговор по внутренней связи между машинистом и охранником. Генри Саттон, Дженни Купер и Вайолет Мельрей были в первом вагоне и потому довольно четко слышали вопросы охранника и ответы машиниста. Машинист что-то увидел на рельсах. Он не понял, что именно, но что-то очень большое. Поэтому и нажал на тормоза. Потом решил: что бы ни находилось на путях — человек или животное, — все равно уже поздно, и им ничем нельзя помочь. Сейчас, несомненно, нужно ехать дальше, а со следующей станции прислать поисковую группу. Сложность заключалась в том, что машинист не мог включить ток. Очевидно, поезд в результате наезда получил какое-то повреждение. Впрочем, это казалось маловероятным. Может, поврежден кабель? Машинист слышал, что кабель часто перегрызают крысы.