Крысы (сборник)
Шрифт:
Он бежал, и тонкая пленка пота покрывала его тело под спортивным костюмом. Предыдущий день был хуже некуда. Ему не удалось никому себя показать, к тому же страх быть пойманным вытеснил всякое желание. А жаль. Та женщина, которая ускользнула от него, была красотка. Что же это за сучье отродье сидело в кустах? А может, зверь какой-нибудь? Да нет, наверняка извращенец. Если бы не штаны, он бы им там всем показал. Хотя, надо признать, он тоже немного испугался. Одеваться на бегу дело нелегкое, а в машине его трясло как в лихорадке. Странно еще, что он никого не задавил по дороге. Матери-то он задал перцу, весь день ее слышно
Утром в школе ему стало совсем невмоготу. И он сам не знал, то ли это оттого, что женщина была красива, то ли его тайные желания требовали удовлетворения, но пережитое разочарование совершенно вывело его из колеи. Короче говоря, он знал, что должен что-то предпринять или его безупречной репутации придет конец, значит, надо в обеденный перерыв ехать в Эппинг-форест.
Дорога туда занимала всего двадцать минут, к тому же сразу после обеда у него не было занятий, так что времени хоть отбавляй. Правда, придется поголодать. Ничего, вечером мать — видит Бог, он ей когда-нибудь покажет! — его накормит. А иначе...
Туфли намокли. Ладно, в машине есть другие, не стоит расстраиваться. Надо побыстрее кого-нибудь найти, не может же он бегать целый день. Старуха тоже сойдет, лишь бы она не была похожа на его мать. Вот еще одна дорожка пошире, тут часто кто-нибудь прогуливается. Он продолжал бежать, не сбиваясь с темпа, когда предчувствие отозвалось легким движением в штанах. Иногда он готов был побиться об заклад, что у его члена нюх ищейки, свою жертву он чует за несколько миль.
Услыхав впереди за деревьями смех, Моллисон остановился. Рядом дорога, так что дальше учителю физкультуры пришлось двигаться осторожнее, пригнувшись, обходя колючие кусты, да и гораздо медленнее, чтобы сухие листья не предупредили о его приближении. Еще раз он услышал смех, потом женский голос кого-то позвал. Деревья здесь росли реже, а вскоре он вовсе очутился на поросшей травой тропинке. Тогда он отступил немного и стал ждать.
Через несколько минут он увидел бегущего малыша лет четырех, за ним еще одного, чуть младше. Мальчика и девочку. Мать тоже тут где-то. Он присел за толстым дубом и тяжело задышал от возбуждения. Через несколько мгновений появились две фигуры. Две женщины. Довольно молодые, не больше тридцати. Одна совсем простушка, да и толстая, а другая ничего. Немножко тяжеловата, да нет, совсем ничего. Надо дать им пройти, потом за ними, хорошо бы у них не было собаки... Вечная морока с этими собаками.
Он зажал руками рот, чтобы ничем не выдать своего присутствия, и подождал немного.
Пусто? Хорошо. Позади никто не идет. Надо быстрее. Забежать немножко вперед, потом спрятаться за деревьями и там закончить. Потом по-быстрому в школу. Одна была бы лучше, но выбирать не приходится, две тоже сойдут. Хотя когда их несколько, они держатся храбрее и потом могут заявить в полицию. Один раз две такие забросали его камнями. С тех пор ничем его не заманишь на гравиевую дорожку. Все-таки долго ему тут околачиваться нельзя. Покажется, освободится, и давай Бог ноги. Он им покажет!
Осторожно пробираясь в кустах, он сунул руку в штаны, словно желая убедиться, что там все в порядке. Глупо было сомневаться. Вдруг перед ним вырос большой куст, и он остановился, глядя поверх него. К несчастью, одна из женщин — страшненькая — обернулась в эту минуту. Он увидел,
Выскочив на середину дороги, он быстро спустил штаны и обеими руками задрал повыше куртку, при этом еще крикнул: «Не хотите поразвлечься?» — чтобы привлечь к себе внимание. Они глядели на него с ужасом, потом ужас сменился отвращением. Даже гадливостью. Дети замерли на месте, словно зачарованные.
— Катись отсюда, ублюдок! — крикнула страшненькая, а подруга посмотрела на нее так, словно это она обидела ее.
Привыкший к женской ругани, учитель физкультуры повертел задницей, и его вздутый член закачался из стороны в сторону, как мачта под порывами ветра. До него еще не совсем дошло, что сзади остановился голубой с белым «остин», когда он услышал властный голос:
— Эй, минутку!
Изумление патрульного полицейского было столь велико, что поначалу он даже не двинулся с места. Как всегда, он объезжал участок, радуясь покою и предвкушая вкусные бутерброды с бульоном на своем любимом месте, отчего, наверное, минут двадцать ехал, глядя чуть ли не под колеса. Со скоростью пять миль в час даже на ухабистой дороге его машина двигалась почти бесшумно, так что когда он увидал прямо перед носом голую задницу, то сначала ничего не понял. Штаны болтались у щиколоток, куртка задрана вверх, открывает широкую волосатую спину. Это было так неожиданно, хотя патруль для того и объезжал здешние места, чтобы забирать подобных типов, что полицейский словно прирос к сиденью, не в силах оторвать глаз от голой задницы, пока его нога не соскользнула с педали и машина, дернувшись, не остановилась. Вот тут он пришел в себя.
— Эй, минутку! — крикнул он, открывая дверь и не находя более подходящих слов.
Брайан Моллисон повернул голову, и наступила его очередь прийти в ужас. Случилось то, чего он больше всего боялся, что постоянно мучило его в ночных кошмарах. Пойман на месте преступления! Господи, что скажет мать? Господи!
Он опустил руки, наклонился, чтобы поднять штаны и пытаясь одновременно бежать. Счастье еще, что он вспотел, а то рука, тяжело легшая ему на плечо, так легко бы не соскользнула. По инерции полицейского потянуло вперед, и он, перелетев через скорчившегося учителя физкультуры, больно упал на локти.
В панике, с трясущимися руками-ногами, уже не заботясь о сморщившемся члене, учитель сделал отчаянную попытку удрать от дурака полицейского, и ему удалось, наверное, благодаря вечной настороженности вскочить на ноги раньше своего врага. И тут он закричал, увидав, как обе женщины устремились к нему, причем у уродины в руках была увесистая палка, которой она, судя по ее решительному лицу, собиралась воспользоваться.
Но ему удалось увернуться и от удара, хотя она все же задела его прежде, чем он скрылся за деревьями, и он опять закричал, но не от боли, а от незнакомого ощущения, когда палка коснулась его голой спины. Однако это прибавило ему прыти, и через мгновение его уже не было видно, хотя треск сучьев слышался еще долго.