Крюк. Лабиринт
Шрифт:
Воспоминания нахлынули на Питера и умчались. В какую-то минуту он узнал все это, а в следующую — это чувство растворилось. Он ходил по комнате, притрагиваясь то к тому, то к другому, то и дело останавливаясь в этой чужой стране, которая тем не менее казалась ему чем-то знакомой.
Плюшевый медвежонок сидел на каминной доске, прислоненный к мятому цилиндру. Питер шагнул к медвежонку и пальцами почистил ему мех и потертый нос.
Потом он увидел кукольный домик Уэнди и заглянул внутрь, желая узнать, живет ли там кто-нибудь. У стены одиноко стояло бюро. Питер
Наконец он подошел к решетчатым французским окнам, которые были закрыты на задвижки и занавешены шторами. Он встал на порожек, протянул руки, раздвинул занавески, потянул щеколду и открыл окно. Крупные снежинки упали ему на нос и губы. Он слизнул их.
Потом он осторожно ступил на крошечный балкончик с металлическими перильцами и посмотрел вокруг — сначала на убеленные снегом небеса, затем на улицы и верхушки крыш. Он почувствовал, что земля уходит у него из-под ног, и мертвой хваткой вцепился в перила. Зажмурив глаза, чтобы не видеть ничего этого, он влетел назад в комнату.
Кружева на занавесках коснулись его лица, подхваченные дуновением ночного ветерка, и он опять открыл глаза. На кружевах, которыми были отделаны шторы, были вплетены особого рода рисунки, или сценки, которые следовали друг за дружкой, как картинки на стене. Он наклонился поближе, протянув руку к шторе, чтобы остановить ее движение.
Там он увидел мальчика, летящего по ночному, усыпанному звездами, небу, потом того же мальчика, который стоял, упершись руками в бока и запрокинув голову, как бы готовящегося закукарекать, и потом снова мальчика, сражающегося с капитаном пиратского корабля, у которого вместо недостающей руки был приделан крюк.
Питер Пэн.
Внезапно в дверях появилась Мойра и зажгла свет:
— Питер, тебя к телефону. Это — Брэд. Говорит, срочно.
Питер быстро повернулся и поспешил из комнаты.
В детской стало пусто и тихо. Но окно осталось открытым, и налетевший ветер подхватил занавески. На мгновение лунный свет пробился сквозь тучи и осветил комнату. Эти лучи были странного жуткого цвета, и от них в комнате появились новые тени, которые двигались и светились подобно привидениям.
Затем луч света побежал по полу и достиг дверцы с двойным зеркалом в массивном старинном шкафу, который стоял в самом дальнем углу. Это был темный деревянный туалет, в котором могли прятаться как мечты, так и ночные кошмары.
Питер вбежал в холл, ожидая самого худшего. Он возил с собой переносной телефон на всякий случай, потому что английские телефоны считал не столь надежными.
Бабушка Уэнди прошла мимо, вертясь, как девочка, и спросила:
— Тебе нравится мое платье, Питер?
Питер прошел мимо нее, не замедляя шага, и небрежно кивнул головой. Он вошел в гостевую спальню, которая была отдана на это время им с Мойрой, и схватил трубку, лежавшую на кровати.
— Да, Брэд? Что это значит, доклад Сьерра-Клаб? Я был уверен, что с ним все в порядке! Что? Коузи-Блю-Аул? — Его лицо налилось кровью. — Ну, если они опасаются, то, может быть, у них есть на то веские причины.
Появилась Мэгги, преследуемая Джеком. Они пробежали мимо него к дальнему концу кровати и умчались прочь. Через мгновение Мэгги появилась снова, хохоча и взвизгивая: «Папа, спаси меня! Спаси меня!»
Джек, изображая чудовище, рычал из-под кровати. Питер не обращал на них внимания и заткнул пальцем свободное ухо, чтобы не слышать их шума.
— С начала времен в эволюционном процессе случались всякие катастрофы! — рявкнул он. — Что, кто-нибудь жалеет о том, что передохли все тиранозавры?
— Я! — закричал Джек как бы в ответ на его вопрос и свирепо зарычал.
Питер повернулся к нему:
— Черт возьми, Джек, когда-нибудь ты станешь взрослее? Мэдджи, идите отсюда! Мойра!.. — Он опять обратился к телефону. — Десять дюймов высоты, и чтобы имели пятьдесят миль сопредельной площади? Господи, убейте меня!
Мэгги опять обежала вокруг кровати, вопя от удовольствия, и попробовала взобраться отцу на спину. Джек несся за ней, рыча и размахивая руками.
— Заткнитесь, наконец, — рявкнул Питер, пытаясь избавиться от них. — Замолчите все хоть на одну минуту! Мойра, ради бога, да забери ты их отсюда! Я говорю по телефону! Решается вопрос моей жизни!
Наконец появилась Мойра, ласково, но твердо взяла Джека и Мэгги за руки, позвала тихонько Нана и увела их всех в холл. Бабушка Уэнди стояла и ждала с вытянутыми руками, чтобы заключить детей в свои объятия. Ее сияющие глаза смотрели сквозь них на Питера в спальне.
— Знаете, — сказала она тихонечко, — когда ваш папа был маленьким мальчиком, мы любили стоять у окна и сдувать звездочки.
Джек фыркнул.
Когда Мойра снова вернулась в спальню, Питер уже закончил свой разговор и сидел на кровати, мрачно глядя в одну точку.
— Все полетело к черту, — схватился он руками за голову.
— Я ни за что не должен был уезжать.
Мойра стояла рядом и не проронила ни слова. Он поднял на нее глаза и увидел, что она разочарована и зла. Она судорожно глотала слюну, чтобы на раскричаться на него. Они молча смотрели друг на друга. Затем он поднялся, подошел к ней, думая о том, что лучше предпринять, и остановился. Он тщетно стал жестикулировать руками, попытался заговорить и не смог.
Он покачал головой:
— Прости, Мойра, я... я не могу... — объяснение, которое он придумал, не получалось. — Я, кажется, потерял будущее, я не знаю почему...
Мойра заговорила низким, тихим голосом, но глаза у нее были жесткие:
— Ты не был в Кенсингтон Гарденс десять лет, хотя бабушка приглашает тебя каждый год. Питер, вспомни, сколько ты обещал... — она помолчала, — ты обещал детям, что здесь побудешь с ними, но ты даже не смотришь на них, только отчитываешь и кричишь...
Резко ворвавшись в тишину, на кровати снова зазвенел телефон. Питер стоял в нерешительности, но потом все же протянул к нему руку.
— Дай мне его! — приказала жена.