Крюк. Лабиринт
Шрифт:
Гуд посмотрел на не и спросил:
— Как, вы сказали, его имя? Повторите еще раз, миссис.
— Сэр Джеймс Бэрри, инспектор. Он написал «Питера Пэна». Он был старинным другом нашей семьи. Когда бабушка была еще маленькой девочкой, он написал для нее истории о ее же вымышленных приключениях. Гуд снисходительно кивнул головой:
— Тогда записка может быть как-то связана с этим, не так ли? Было бы хорошо, если бы все это оказалось шуткой, чьей -то глупой выходкой, данью вашей семейной истории, не более. Но я не думаю, что мы должны оставить
Позади него неожиданно вспыхнули огни на рождественской елке в кабинете. Все трое повернулись и молча посмотрели в ту сторону. Инспектор Гуд откашлялся.
— Кажется, что зима наступает с каждым годом все раньше и раньше. Вы согласны? — пробурчал он и задумался. Потом улыбнулся и дотронулся до края своего котелка. — Постарайтесь уснуть. А утром приходите, нам надо будет поговорить с вами еще раз. Не беспокойтесь. Мы сделаем все от нас зависящее.
Он откланялся и вышел за дверь, сопровождаемый одетым в форму полицейским. Дверцы полицейских машин сразу захлопали, и на их крышах опять засверкали сигнальные огни. Питер наглухо закрыл входную дверь и медленно повел Мойру в кабинет.
Тутлс стоял у окна напротив дерева и смотрел в одну точку.
— Я забыл, как летать, — шептал он. Голос его был сухой, как старые шуршащие листья. — Все мы забыли. Нет больше счастливых мыслей. Все потеряно... потеряно... потеряно...
Освободившись из бережных объятий Питера, Мойра стала машинально ходить по комнате и наводить порядок, собирая всякие мелочи и обломки разбитых вещей, расправляя и разглаживая то, что уцелело, и сметая пыль.
— Мойра, — тихо позвал ее Питер.
Она не обернулась, а продолжала заниматься своим бессмысленным делом, решительно наклонив голову. Она была уже у книжных полок, когда зацепилась за что-то, со звоном упавшее на пол. Все вздрогнули. Мойра бросилась в кресло и безудержно разрыдалась. Питер подошел к ней.
— Питер, о, Питер, — всхлипывала она.
Он погладил ее волосы, подавляя свои собственные слезы и ощущение беспомощности. Он посмотрел на пол. У его ног лежала разбитая бутылка. Ошеломленный, он нагнулся и поднял ее.
В ней была пиратская бригантина. А на мачте висел крохотный черный флаг с черепом и скрещенными костями.
Немного погодя Питер и Мойра поднялись в комнату бабушки Уэнди. Они уложили ее в постель после того, как она упала в обморок, и попросили инспектора Гуда, чтобы тот подождал со своими расспросами до утра. Они проделали этот путь молча, занятый каждый своими мыслями. Питер все еще старался решить, основываясь на фактах, что же все-таки произошло с его детьми. Это было непостижимо. На протяжении всей их жизни, пока они росли, он делал все, что знал и мог, чтобы защитить их и обезопасить. И теперь вдруг эти... эти питер-пэновские дела. Это — что-то невообразимое. И, главное, где? — здесь, в доме бабушки Уэнди, самом защищенном месте в мире. Разве он мог предвидеть такое?
Он чувствовал, что погиб. И это чувство было самым страшным из всех, какие он когда-либо испытывал.
Они открыли дверь в спальню бабушки Уэнди и заглянули внутрь. Старушка сидела в постели и смотрела на них.
— Полиция уехала? — спросила она тихо.
Мойра кивнула.
— Да, — выдохнул Питер.
Наступила жуткая тишина.
— Идите сюда, посидите со мной, — пригласила она.
Они вошли в комнату. Вокруг настольной лампы было немного света, мягкого и приглушенного благодаря матерчатому абажуру с оборочками. Питер сел на кровать рядом с Уэнди. А Мойра еще походила вокруг и аккуратно подоткнула одеяла, которыми была укрыта пожилая женщина. И лишь затем тоже присела.
— Эти неопределенность и ожидание так неприятны, — заметила бабушка Уэнди, в упор глядя на Питера.
— Я знаю, бабушка. Постарайся не... — он не нашел нужных слов и замолчал. Сегодня уже невозможно что-либо сделать, ничего не поделаешь, но... — он не хотел произносить слово «ждать». — Полиция делает все возможное, — заключил он.
— Что значит «ничего не поделаешь»? — в упор сказала Уэнди. — Это полиция ничего не может поделать.
— Бабушка, просто ты не веришь...
— Мойра, — сказала Уэнди, отвернувшись от Питера. — В критические моменты жизни мы, англичане, делаем все за чашкой чая. Ты не возражаешь?
Жена Питера улыбнулась, ее слезы теперь просохли, и она немного успокоилась.
— Да, конечно, бабушка.
— Согрей чайник. А ты, Питер, останься, пожалуйста, со мной.
Мойра вышла из комнаты. Питер проводил ее взглядом. Она была изящная, хорошенькая, и чувствовалась в ее походке какая-то уверенность и твердость. Он обхватил руками голову, и его мальчишеское лицо вдруг явило усталость.
— Не беспокойтесь, Уэнди. Я не покину вас, — сказал он.
Она уставилась на него каким-то резким, даже жестоким,
взглядом.
— Эх, Питер, но ты всегда именно это и делал. Неужели ты не помнишь? Ты каждый год покидал меня. А когда возвращался, то ничего не помнил. И в конце концов однажды ты вообще позабыл вернуться.
Ее слова звучали так резко и неприятно, что Питер немедленно встал в оборонительную позицию:
— Отдохни, бабушка, тебе сейчас лучше не разговаривать.
Она сцепила перед собой свои тонкие руки:
— Не думай, Питер, я не брежу. — Она потянулась к нему и сжала его руку. — Слушай меня внимательно. То, что случилось с твоими детьми, связано непосредственно с тем, кто ты и что ты.
Она отвела от него свою руку и показала на потрепанную книжку «Питер и Уэнди», лежавшую на ночном столике.
— Дай мне, пожалуйста, мою книгу.
Питер замялся в сомнении:
— Я не знаю, бабушка... Лучше отдохни сейчас.
Она посмотрела на него, поджав губы:
— Делай то, что я сказала, Питер. Пришла пора рассказать тебе кое о чем — о том, что ты в принципе знаешь.
— Что знаю? Скажи мне, что?
Она помолчала, пока он передавал ей книгу. Потом открыла ее и стала читать: