Крюк. Лабиринт
Шрифт:
— Есть здесь где-нибудь ванна? — пробурчал Питер.
Фея зазвенела, как колокольчик.
— Не беспокойся, мы будем над океаном через несколько минут. Ух, ну и тяжелый ты!
Она резко дернула парашют.
— Ох, моя голова! — простонал Питер. — Моя спина!
Они набирали высоту, воспаряя над домом Дарлингов, над его остроконечными башенками и крышами соседних домов.
— Забудь о своей спине, Питер! — закричала фея. — Сейчас надо думать только о спине ветра. Если мы поторопимся, мы еще сможем оседлать ее.
Когда они поднимались, крошечный «аист» и огромный младенец,
Фея летела с Питером над Лондоном, мимо домов и магазинов, мимо улиц с рядами фонарей, свет которых отражался, как серебро, в ковре свежевыпавшего снега. Внизу, в тенистом парке, под одним из фонарей стояла парочка влюбленных. Они целовались. Фея пролетела над ними, бросив щепотку волшебной пыли из своих крошечных туфелек. Парочка зависла в воздухе. Но они не смотрели вверх, их руки все крепче и крепче сжимали друг друга в объятиях.
— Прямо до самого утра, — шептала фея с улыбкой. Она начала подниматься и растворилась в темноте. Далеко позади, быстро исчезая из виду, пробил полночь Биг-Бен.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В СТРАНУ НИКОГДА
Они летели до рассвета, через все ночное небо, мимо Луны и звезд, сквозь ткань детских снов и воспоминаний. Большую часть пути Питер спал. События минувшего дня и тяжелые переживания, связанные с потерей детей, совершенно измотали его. К тому же он был в полубессознательном состоянии из-за того, что сильно ушиб голову, когда кувыркался по ковру. Иногда в течение ночи фея запрягала его в самодельный парашют, но Питер оставался в блаженном неведении относительно этого.
Уже светало, когда он наконец стал просыпаться. Он чувствовал мерные раскачивания парашюта, в который был завязан, а также ощущал мягкий и серебристый дневной свет, проникавший сквозь складки его кокона. Но он еще не осознавал, где он. По правде говоря, он думал, что снова находится у себя дома в своем джаккузи3 с регулируемой температурой воды. Он вдыхал странный, но бодрящий запах морской воды и водорослей, который доносил до него мягкий утренний бриз, и причмокивал губами.
Он улыбнулся и снова заснул.
Проснись он окончательно, он бы увидел, что лежит под ним внизу.
А вокруг был океан, безбрежный и бездонно-синий. Его вздымающиеся валы сверкали подобно разбросанным бриллиантам в свете нарождающегося дня. Посреди лазурных вод возвышался остров — странный скалистый атолл, который привлек бы к себе внимание любого путешественника, поскольку представлял собой райский уголок с вдававшимися в небо вершинами гор, с приютившимися в долинах и ущельях островками джунглей, с бухтами, белыми песчаными пляжами и скалистыми утесами.
Везде, куда ни кинь взгляд, было на что посмотреть. Будь то массивная старая секвойя на остроконечном утесе, выдающемся прямо над берегом острова. Будь то попадающиеся на каждом шагу водопады, стремительно несущие свои воды со скал. Будь то небольшой городок у самого подножия гор. Или же пиратский корабль на якоре.
Увы, Питер пропустил все это.
И вдруг он почувствовал, что падает — не столь стремительно, чтобы от страха потерять голову, но по крайней мере довольно быстро, так, что этого нельзя было не заметить. «Наверное, это из-за того, что я плыву», — подумал он, переворачиваясь на другой бок в своей «постели». Но странное дело, его кровати, кажется, не достает большей определенности. И где Мойра?
Они снижались все быстрее и быстрее. И кто это ворчит таким тонюсеньким голосочком? О чем-то там слишком тяжелом. Кто, что слишком тяжелое?
Полет закончился резким приземлением, в результате которого Питер перекувырнулся через голову. Он чувствовал себя ужасно под своими пеленами. Пока происходила «посадка», он сильно зажмурил глаза, пытаясь схватиться за подушку, которая странным образом исчезла.
Когда же все стихло, он медленно открыл один глаз, потом другой.
Вокруг он увидел ослепительную белизну.
Питер судорожно глотнул воздух.
— Я умер, — прошептал он в ужасе. — Я умер.
Но нет, он просто был накрыт своей простыней, вот и все. Он облегченно вздохнул. Он был в порядке. Он глотнул слюну, чтобы промочить свое пересохшее горло, а затем раздвинул складки своего парашюта и выглянул наружу.
Он увидел над собой огромный глаз, уставившийся прямо на него.
— Мойра! — прошептал он в отчаянии.
Он глазами, чтобы окончательно отогнать остатки сна. Глаз продолжал оставаться на месте. Хуже всего было то, что, как оказалось, он принадлежал голове гигантского крокодила. Голова крокодила принадлежала его туловищу. А вот туловище было такой длины, что, казалось, никогда не кончится. Крокодил стоял прямо над Питером.
От паники у Питера сперла в зобу. Он зажмурил глаза и опять с головой накрылся простыней. Он был уверен, что спит и все это ему только снится. Надо было лишь найти способ проснуться.
Вдруг он заметил какое-то странное движение в складках своей простыни. Что-то ползло по нему сверху! Он со всей мочи ударил по тому месту.
— Прекрати сейчас же! — прошипел какой-то голосок.
Крошечный кинжальчик прорезал в парашюте окошечко,
и внутрь заглянула фея.
— О, нет, — взревел Питер. — Только не ты.
Теперь он припомнил все — появление феи на Кенсингтон, 14, всю эту чушь про Питера Пэна, капитана Хука, Страну Никогда и весь этот остальной собачий бред.
Он потер лоб.
— Что произошло? Где я?
Она ослепительно улыбнулась:
— Ты в Неверлэнде, или Стране Никогда, Питер.
Он утомленно вздохнул.
— Да, конечно.
— Подойди сюда, — поманила она его к окошку, которое проделала в простыне. — Посмотри.
Он так и сделал, поглядев сначала в одну сторону, а затем