Крыжовенное варенье
Шрифт:
— Я не поняла, это повышение или понижение?
— Разумеется, повышение. Более того, у вас есть прекрасная возможность продвинуться еще дальше. Если не ошибаюсь, вы заканчивали некий творческий вуз?
— ВГИК. Я — актриса по специальности… — от волнения Ольга частила. А вот креативный директор был по-прежнему невозмутим и размерен в своей речи:
— Вот и чудненько. Предложите интересный проект, сможете его же и вести.
— В смысле, обеспечивать функционирование, или работать ведущей в кадре?
— Возможны оба варианта. Решится со временем.
Дверь в кафе распахнулась, и в помещение вошел Вуд. В студийном костюме с люрексом, на этот раз, сиреневого оттенка. В руке он нес цилиндр, обшитый той же тканью. Минуя барную стойку, он прямиком направился к столику, за которым сидели Ольга Лобенко и Генрих Гридасов.
— Добрый день! Ребята, я вас потесню чуточку, забыл оставить свой реквизит в подсобке, — стараясь не смотреть коллегам в глаза, Александр отодвинул свободный стул и положил на него шляпу.
— Вы нас нисколько не стесните! Я как раз докушал свой скромный обед и удаляюсь. Приятного аппетита! Счастливо оставаться… — Гридасов откланялся и ушел.
Ольга, как тщательно ни пережевывала греческий салат, тоже успела его доесть. Однако уходить она пока не собиралась. Вуд это заметил и оживился.
— Тебе что-нибудь принести?
— Миндальное пирожное и зеленый чай.
— О’кей! А ты пока посторожи «сомбреро», все-таки казенное имущество.
Это была явная уловка, попытка задержать девушку. Кафе закрытое, кошелек преспокойно можно бросать на столе, не то, что бутафорский реквизит… Александру просто не хотелось обедать в одиночестве.
Ведущий «Волшебного ларца» вернулся с обещанным угощением, себе он взял шашлык из осетрины и стопку водки.
«Спиртное перед записью, это что-то новенькое», — подумала девушка и отметила, что грима на лице соседа по столику действительно многовато.
— Ну, за помин моего детища, — Вуд приподнял стопку.
— Так ты в курсе?
— Ну, если ты уже «в курсе», почему я должен быть «вне»? Судя по тому, что господин Гридасов не побрезговал с тобой сотрапезничать, ты остаешься в команде?
— Он полагает — да.
— Он не «полагает», он располагает.
— В смысле, как Господь Бог?
— Примерно. Генрих Ильич разве забыл упомянуть о таком маленьком пустячке, как его Генеральное директорство в новом АО?
— Ни фига себе!
— Это мне ни фига. А ему, как раз, до фига и больше!
— Не кипятись! Ты очень расстроился? — Ольга коснулась руки Вуда.
— По поводу увольнения? Увольнение — не смерть. Отдохну немного. Слава Богу, не всю заначку пропил. А там посмотрим.
Х Х Х Х Х
Лобенко неслась в гримерку, ей не терпелось поделиться последними новостями с Верочкой. Она не стала дожидаться лифта, по лестнице взмыла на второй этаж. В пролете едва не перевернула круглую напольную пепельницу на длинной ножке, зато налетела на некую рыжеволосую мадам в черном сарафане и рубашке с белым жабо. Мадам проводила ее колечками выпущенного изо рта бледного дыма. В Останкино к подобным «гонкам» привыкли. Двадцатый кабинет, девятнадцатый… вот и нужная дверь. Девушка толкнула ее растопыренной ладошкой.
Верочка сидела в кресле, лицом к окну. Больше в гримерной никого не было.
— Вер, ты уже знаешь?
Вера молчала.
— Раз не переспрашиваешь, что, — значит, знаешь. И почему мне не сказала? Тоже, подруга!
Опять тишина. Лобенко подкралась сзади, легонько взяла девушку за плечи, пригнулась к уху:
— Не удалось пожевать мясца в буфете, так ты собственный язык съела? Эй, чего молчишь! — резким движением она крутанула кресло на себя. Локоны молчаливой подруги откинулись с лица, и из-под них выплыла посиневшая уродливая физиономия какого-то упыря. И впрямь создавалось впечатление, что сидевшее перед ней существо пыталось съесть собственный язык, распухший, он не помещался во рту и беспомощно выпирал наружу, прикушенный собственными зубами. Такими же вздувшимися были и губы, будто в них накачали килограмм силикона; из выпученных толстых и покрасневших полусфер век выглядывали узкие, как у китайца, глаза.
— На помощь! — Лобенко завизжала, точно импортная дрель в отечественном бетоне.
Полкан и петушиный гребень
Ораниенбаум, 1755 год.
Екатерина с трудом вытягивала ноги из свежеперекопанной влажной земли. Она то и дело приподнимала край платья и посматривала, не начерпала ли грязи в синие коты;. Эти чеботы пришлось выпросить у местной крестьянки. Собственные туфли были почти все атласные да шелковые, они и на утоптанной дороге с ноги слетают, а уж в рыхлой почве точно потерялись бы.
Княгиня потрясла правой ступней, придирчиво оглядела башмак: сидит не твердо, видно, ослабли завязки вокруг голени. Согнулась, чтобы поправить, и тут же почувствовала, острую боль в позвоночнике, чуть выше талии, словно туда вонзили что-то острое, — ощущение знакомое, но уже почти забытое…
Впервые она испытала его в семь лет, когда сильно простудилась. Жар не проходил несколько недель, а от кашля выворачивало все нутро: и легкие, и желудок, и, казалось, даже мозги.
Врач констатировал: воспаление легких. Думали, не выживет, но она поправилась. Правда, когда поднялась с постели, обнаружилось, что позвоночник сильно искривился. Пришел костоправ, а по совместительству городской палач, велел ей стать прямо, но получилось лишь зигзагом. Между рукой и туловищем образовалась большая дыра, правое плечо возвышалось над левым, а голова уходила куда-то вбок. Затем костоправ-головорез круто наклонил Фике (так ее звали домашние) вперед и велел опустить руки вниз, тут-то девчушка и почувствовала острый укол в позвоночник. По итогам осмотра было назначено лечение: и днем, и ночью носить специальный корсет. Кроме того, ежедневно к принцессе следует приводить некормленую с вечера девственницу, дабы та растирала своей слюной приподнятое плечо и искривленную спину. Не будем судить, какое из предложенных средств оказалось эффективнее, но, через три с лишним года неукоснительного исполнения процедур, позвоночник девочки выпрямился, ушла и боль при наклоне вперед.
И вот снова это дикое ощущение «ножа в спину». Екатерина перепугалась, зимой она в очередной раз перенесла тяжкую простуду с жаром, ну как ее фигура опять изогнулась подобно ржавому гвоздю?
Она резко выпрямилась, оранжевые круги поплыли перед глазами. Как ее учил костоправ? «Положи подушечки пальцев на плечи, затем поверни кисти навстречу друг другу. Если ноготочки средних перстов оказались на одном уровне — значит и с плечами, и со спиной все в порядке». Положила, перевернула, свела — слава Богу, никакого зазора.