Ксандер

Анис Дрети

Она покачала головой.

— Там нет ничего, кроме кровати и тумбочки. Мистер Максвелл велел мне снять постеры и убрать все фотографии Ксандера.

Я вдруг поняла, что не видела ни одной фотографии Ксандера в этом доме. Странно.

— Зачем ему делать это?

Дженна пожала плечами.

— Принеси с чердака коробку с его вещами, – неуверенно пробормотала я. Ксандер, возможно, больше расстроится из-за того, что мы копались в его вещах во второй раз. Он был скрытным, когда мы познакомились и, казалось, очень удивился тому, что я изучила такую простую вещь, как его выбор в еде. Я не могла представить

себе ярость Ксандера из-за того, что кто-то рылся в его личных вещах.

Хотя, если подумать, то могла.

Когда я впервые встретила его, Ксандер учился в колледже и был слишком взрослым для обычных основных правил, устанавливаемых родителями. Так что я попыталась подружиться с ним. Это было несложно сделать, поскольку я восхищалась его бесконечной преданностью хоккею, тем, как он заботился о своем младшем брате, и его непоколебимой заботой о здоровье матери.

Зрелость Ксандера была настолько очевидна, что мне никогда не приходило в голову относиться к нему иначе, как к равному, и я была на седьмом небе от счастья, когда он заявил, что я – одна из его самых близких друзей. Наше общение не было фарсом с моей стороны: Ксандер был единственным человеком, на которого я рассчитывала в том, чтобы помочь мне разобраться в сложных моментах жизни Генри.

Все рухнуло ни с того ни с сего. Ксандер начал сомневаться в моих намерениях выйти замуж за его отца, и его дружба превратилась в недоверие. Я не понимала, что сделала не так, и чувствовала, что у меня выдернули ковер из-под ног.

В тот вечер, когда я ужинала в одиночестве, у меня было достаточно времени, чтобы обдумать слова Дженны. Она была права насчет комнаты Ксандера. Просторная спальня выглядела как дорогая белая камера, в центре которой стояла огромная кровать, застеленная простынями из египетского хлопка. Я все еще могла видеть светлые пятна на стенах, где когда-то висели постеры и медали.

Боже мой, это было угнетающе, а ведь я даже не собиралась там спать. Мне стало жаль его.

Он возненавидит это.

Он возненавидит меня… во второй раз.

Я справлюсь с этим, сказала я себе. Я повторила эту мысль позже тем же вечером, когда Генри ввалился в нашу комнату в поздний час.

Я думала об этом снова, пока срезала мяту – запах, который он находил приятным в прошлом, – и расставляла вазы с ароматной зеленью в пустой, затхлой комнате Ксандера в последней отчаянной попытке вдохнуть в пространство немного жизни и цвета.

Я все еще размышляла об этом, когда услышала тяжелый стук в дверь, который свидетельствовал об определенном уровне уверенности в себе.

Блудный сын вернулся, – подумала я, удивляясь, почему Дженна не открывает дверь. С запозданием я вспомнила, что отправила ее в местную пекарню за десертом на ужин.

Босиком я прошлепала к двери по длинному, холодному мраморному коридору. Я могла видеть размытую тень пасынка в скошенных боковых фонарях, украшающих обе стороны тяжелых дверей. Я распахнула дверь и оказалась на уровне его груди. На нем было что-то похожее на старую футболку с символикой группы, и она была заправлена в потертые джинсы таким образом, что это казалось совершенно неприличным. Старая ткань его рубашки

натянулась по швам, когда он нетерпеливо сдвинул руки, поправляя спортивную сумку, перекинутую через плечо.

Как и его отец, Ксандер был крупным высоким мужчиной с мускулистым телосложением, но профессиональная игра в хоккей придала его телу новые очертания. Я мельком увидела это на селфи в спортзале, но вживую все было совсем по-другому. Фотография не могла нависать над вами вот так, занимая пространство, словно угроза. От фотографии не исходил звериный жар и резкий, характерный запах сандалового дерева.

Я почувствовала, как мое лицо запылало. Его зеленые глаза горели с таким напряжением, что, казалось, обжигали, даже когда я чувствовала себя застывшей внутри. Было ощущение, что он может читать мои мысли, и я решительно не сводила глаз с его лица, не позволяя им уплыть. Невеселая улыбка тронула уголки его полных, точеных губ.

— Ксандер, – я выдавила ответную слабую улыбку, внезапно почувствовав смертельную усталость от напряженного дня. — Я так рада тебя видеть.

— Джордан.

Его голос был глубоким, звучным и исходил прямо из груди, на которую я была вынуждена смотреть.

То, как он задержался на моем имени, почему-то вызвало небольшие тревожные звоночки. Я сделала шаг назад, и он быстро сократил расстояние. Мой желудок сжался, когда я запрокинула голову.

О, Боже. Я могла справиться со своими клиентами. Я могла справиться с ужином из трех блюд. Я даже могла справиться со своим мужем.

Но что-то подсказывало мне, что я не смогу справиться с Ксандером Максвеллом.

Глава 2

Ксандер

Какофония голосов заполнила арену, когда я ступил на каток; ледовая площадка блестела под яркими лучами прожекторов. Зрители представляли собой калейдоскоп цветов – все оттенки выдавали преданность команде противников. В Нью-Йорке у нас была выездная игра, что автоматически ставило нас в невыгодное положение с точки зрения морального духа. Как одна из канадских команд Национальной хоккейной лиги, мы привыкли к недружелюбным лицам на спортивных аренах США.

Энергия толпы все равно оживила меня. Я жил ради хоккея. Там, где пронизывающий холод льда беспокоил других, для меня это были теплые объятия старого друга. Где бы мы ни играли, – дома или на выезде, – я оживал на катке.

— За тобой! – один из моих товарищей по команде, Марк, пронесся мимо меня, его голос заглушала капа.

Наш правый защитник, Хантер, следовал за ним по пятам.

— Йоу, Троянский Воин! Готов оправдать свое имя? – его брови зашевелились под шлемом.

Я ухмыльнулся.

— Всегда.

Я получил прозвище Троянский Воин после жестокой драки на льду. Ожидалось, что я поддержу славу.

Моя команда скользила на коньках на фоне оранжевых джерси и болельщиков с плакатами Галифакс Троя. Наконец я заметил небольшую толпу людей, одетых в знакомые цвета – на многих из них было мое имя. Я поднял свою клюшку в знак приветствия, и тут же был встречен пронзительными криками женщин, большинство из которых размахивали плакатами в поддержку моих спортивных способностей.