Ксандер
Шрифт:
Вперед, Троянский Воин! – гласил один из плакатов.
Были и другие, с несколько иным содержанием.
Я люблю тебя, Ксандер.
Женись на мне, Троянский Воин.
Я хочу детей от Ксандера!
Я закатил глаза на последний лозунг, в котором было больше отчаяния, чем в остальных. Тем не менее, нужно было поддерживать видимость. После окончания колледжа меня задрафтовали в НХЛ, а затем я переехал в Канаду, чтобы присоединиться к новой команде Галифакса.
К сожалению, мои всеамериканские глаза были рассеяны и искали кого-то, кто, как я надеялся, будет среди незнакомцев, поддерживающих меня.
Это было нереалистичное ожидание.
Она никогда не посещала мои игры, а я не приглашал её ни на одну. Я знал исход, но каждый раз возлагал большие надежды.
Абстрагировавшись, я попытался расслышать, что кричит наш тренер. Она и так занимала мои мысли каждую минуту дня. Если бы я позволил им и дальше зацикливаться на своей одержимости, я бы погрузился слишком глубоко, чтобы вырваться из них самостоятельно.
Когда мы выстроились для национального гимна, мои глаза все еще сканировали толпу в поисках лица, которого, как я знал, там не будет. Это был ритуал, от которого я не мог избавиться, хотя он всегда выворачивал меня наизнанку. Я постарался подавить пустую боль в груди и сосредоточиться на предстоящей игре.
На большой экран вывели изображение певца, после чего воспроизвели несколько спонсорских роликов. Тем временем я едва мог стоять на месте, желая поскорее начать игру. Мне хотелось забить что-нибудь – предпочтительно шайбу – в сетку. Адреналин бурлил в моих венах, пока я ждал, готовый лопнуть от нетерпения.
Прозвучал сигнал, и арбитр, наконец, бросил шайбу. Я в последний раз устремил полный надежды взгляд на трибуны. Мое сердце упало, хотя я и знал, что той, кого я искал, там не будет.
Вместо того, чтобы тратить время на опустошающее разочарование, я рванул вперед, и моя клюшка с приятным треском коснулась шайбы. Публика знала меня по моей жестокой игре. Обычно спокойный и собранный, на льду я полностью преображался. Здесь я был безумцем, впечатывающим соперников в ограждение и агрессивно сталкивающим наши клюшки.
Тренер выкрикнул предупреждение со скамейки запасных, примыкающей ко льду.
— Ты уже метишь на скамейку штрафников? – крикнул Кай, один из защитников, у меня за спиной.
— Половина причины, по которой фанаты платят хорошие деньги за билеты, – это желание посмотреть, как взрослые мужчины выбивают друг из друга дерьмо, – парировал я. — Я не хочу их подводить.
— Просто даешь людям то, что они просят, да? – Марк резко остановился, когда один из игроков команды соперника ткнул меня клюшкой в бок.
Я даже не подумал, прежде чем снять шлем и перчатки.
— Проклятье, Максвелл! – крикнул тренер, когда я набросился на нападающего «Нью-Йорк Айлендерс», что быстро переросло в драку.
Я ударил его по лицу, он в ответ тоже замахнулся кулаком. Удар был приятным отвлечением. Боль притупила зияющую боль разочарования, с которой я уже мучительно свыкся, и заставила меня почувствовать себя
Ревущая толпа подбадривала меня, и внезапно я почувствовал благодарность за любовь к игре, прославляющей насилие. Я никогда не позволял себе терять контроль вне льда. Это было единственное место, где я давал себе волю. Он снова ударил меня, но я почти не почувствовал этого, когда мне объявили штраф.
Наказание только подлило масла в огонь. Как только я вернулся, я бросился через ледовую арену к своему первому голу. Канадцы любили хоккей. То, чего им не хватало на американской земле, фанаты компенсировали энтузиазмом и криками до потери голоса.
Однако я еще не закончил погоню за своим кайфом. Поскольку ее здесь не было, у меня был только один способ достичь эйфории. Я играл целеустремленно, направляя все свое накопившееся разочарование на шайбу. До конца второго периода я предпринял еще три попытки попасть в ворота, и одна из них увенчалась успехом. Непрерывный рев толпы опьянял, подстегивая меня, пока я вбивал соперников в борты и забивал голы.
Этого все еще было недостаточно, чтобы отключиться. Трехчасовая игра заставила меня почувствовать себя живым благодаря адреналину и брызгам льда, но я знал, что сразу после нее рухну сгоревшей кучей от такого кайфа. Так было всегда – на льду я был в порядке, а потом наступало пустое оцепенение до следующего раза.
К финальному гудку мы вели со счетом 4:2, но волнение уже спадало. Не в силах сдержаться, я снова перевел взгляд на трибуны. Знакомая рана разгорелась в моей груди, когда я осмотрел чужие лица. Как всегда, я был разочарован, когда ее сияющее лицо не показалось среди них.?
Несмотря на то что сегодняшняя игра проходила днем, когда я покинул арену, было уже пять часов. Это была последняя игра перед свободной неделей, и мы должны были подвести итоги. Как только я бросил сумку на заднее сиденье арендованной машины, мой телефон разразился яростью входящих сообщений.
Джаспер: Кто-нибудь пришел сегодня на игру Ксандера? У меня групповой проект до восьми, иначе я был бы там.
Я изучил первое сообщение в групповом чате. Чувство вины Джаспера было очевидным и прослеживалось даже через смс. Он был моим фанатом номер один с того дня, как я взял в руки хоккейную клюшку, и именно из-за меня он начал играть. Но я не хотел, чтобы он беспокоился о посещении моих игр. Я хотел, чтобы он сосредоточился на занятиях, хоккейных матчах и студенческой жизни.
Тем не менее, я внутренне проклял его, когда обнаружил, что он пролил свет на то, что я забыл сообщить нашим кузенам о своей географической близости.
Кайден: Ксандер в городе?
Дэймон: Я бы пошел на его игру, если бы знал.
Джаспер: Вот дерьмо. Я думал, он всем рассказал.
Дэймон: Нет.
В сообщениях сквозила горечь. Возможно, их жалобы были обоснованы моим длительным отсутствием в чате. Честно говоря, я был слишком отвлечен тем, что снова увижу ее.