Ксеноцид
Шрифт:
Теперь же Миро находился на мостике транспортника, который буквально несколько месяцев назад доставил на Лузитанию Голос Тех, Кого Нет. Мальчик боялся встречи с кораблем Валентины. Если бы только знать, куда можно было бы улететь вместо этого, он так бы и сделал. Ему совершенно не хотелось знакомиться с сестрой Эндрю. Да и вообще с кем-либо другим. Он был бы счастлив, если бы оставался на корабле сам, разговаривая исключительно с Джейн.
Нет, не был бы. Никогда он уже не будет счастлив.
Во всяком случае, эта Валентина со своей семьей будет хоть кем-то новым. На Лузитании Миро знал всех, по крайней мере — тех, кого ценил, все
Имелся шанс, что новым людям — Валентине и ее семейству — удастся поглядеть на него и увидать нечто большее.
Хотя, в такое верится с трудом. Чужие увидят еще меньше, не больше тех, кто знал его еще до того, как он сделался калекой. По крайней мере, мама, Эндрю, Эла, Кванда и остальные знали, что у Миро имеется разум, что он способен воспринимать и понимать идеи. А что подумают эти, новые, увидав меня? Когда увидят сгорбленное тело, мышцы которого уже начали поддаваться атрофии; увидят, как я волочу ногами, что мои руки сделались как лапы, что ложку я хватаю будто трехлетний ребенок; они услышат мою неразборчивую, практически непонятную речь. И посчитают, даже будут уверены в том, что такой вот никоим образом не сможет понять ничего трудного или непростого.
Так разве затем я сюда прилетел?
Не прилетел. Улетел. Я вовсе не отправился на встречу с этими людьми. Я хотел уйти оттуда. Сбежать. Но при том обманул сам себя. Я думал о тридцатилетнем путешествии, но ведь оно будет казаться таким только для них. Для меня же прошло всего полторы недели. Почти что ничего. Мое же одиночество почти что заканчивается. Кончается мой «тет-а-тет» с Валентиной, которая слушает меня так, будто я все еще человек.
Немного. Немного оставалось, и у Миро вылетели бы слова, прерывающие маневр рандеву. Он мог бы украсть у Голоса космолет и отправиться в путешествие, которое длилось бы целую вечность. И в нем бы он никого не встретил.
Только Миро не был подготовлен к настолько нигилистичному действию. Отчаяния в нем пока что не было. Может статься, что он еще найдет цель, оправдающую его дальнейшую жизнь в этом теле. И, возможно, реализация этой цели начнется со встречи с сестрой Эндрю.
Космические корабли практически соединились, их пуповины метнулись сквозь пустоту, разыскивая друг друга, чтобы, наконец-то, состыковаться. Миро следил за мониторами и слушал радиосообщения о каждой удачной стыковке. Корабли соединялись всеми возможными способами, чтобы дальнейший путь к Лузитании пройти совместно, группой. Теперь они должны будут делиться всеми резервами. Корабль Миро был транспортником и потому мог взять лишь горстку людей. Зато на него можно было бы перенести некоторые запасы и материалы. Два бортовых компьютера совместно определяли оптимальную систему равновесия.
Когда они тщательно пересчитают грузы, то решат, как быстро каждый из кораблей должен будет вести ускорение, чтобы перескок Парка до субсветовой скорости исполнить в один и тот же момент. Переговоры между двумя машинами были невероятно сложными и тонкими. Компьютеры должны были практически до совершенства узнать оба корабля, их груз и возможности. Этот процесс закончился еще до того, как произошло уплотнение замка переходного тоннеля.
В коридоре, ведущем к входному люку, Миро услыхал шаги. Он повернул кресло — медленно, поскольку все делал медленно — и увидал, как к нему приближается человеческая фигура. Несколько сгорбленная, но и не слишком, потому что сама по себе не была особенно высокой. Волосы практически седые, с несколькими прядями посеревшего бронзового цвета. Женщина остановилась, а парень глядел ей прямо в глаза и оценивал. Пожилая, но и не слишком уж старая. Если встреча ее взволновала, то по ней почти что ничего не было и видно. Только ведь, в конце концов, как рассказывали Эндрю и Джейн, она знавала многих людей пострашнее, чем двадцатилетний калека.
— Миро? — спросила она.
— А кто же еще, — ответил тот.
Прошло мгновение, буквально одно биение сердца, прежде чем женщина проанализировала странные звуки, исходящие из его рта, и распознала слова. Сам-то он уже привык к этому, но все так же ненавидел подобные паузы.
— Я Валентина.
— Знаю.
Миро не облегчал ей беседу этими лаконичными ответами. Впрочем, а что ему было говорить? Ведь это же не была встреча двух глав государств, которые должны были совместно принять комплекс серьезных решений. Но следовало постараться, хотя бы для того, чтобы она не восприняла его в качестве врага.
— Твое имя, Миро… означает «присматриваюсь», не так ли?
— «Внимательно приглядываюсь». А можно и так — «обращаю внимание».
— А тебя не так уж и трудно понимать, — отметила Валентина.
Миро был шокирован тем, насколько откровенно та затронула эту проблему.
— Гораздо сильнее мне мешает твой португальский акцент, чем дефект речи.
На какое-то мгновение Миро показалось, что получил удар прямо в сердце: она говорила о его ситуации столь откровенно, как никто другой, исключая, разве что, Эндрю. Хотя, ведь она же была его сестрой. Так что с самого начала следовало ожидать, что она будет откровенной.
— Или тебе хотелось бы, чтобы мы делали вид, будто между тобой и другими никаких барьеров не существует?
Валентина явно ощущала изумление парня. Но оно прошло, и теперь у него появилась мысль, что, видимо, он не должен из-за этого сердиться. Скорее уж, радоваться, что им не нужно избегать этой проблемы. И все же, он рассердился и даже не сразу мог понять, почему. Но потом уже понял сам.
— Дефект моего мозга тебя не касается, — заявил Миро.
— Если из-за него мне трудно с тобой общаться, то это именно то дело, которым заняться придется. Не злитесь на меня, молодой человек. Я только-только начала уставать, а тут ты начинаешь меня доставать. Так что не следует злиться только лишь потому, что я упомянула о твоей проблеме как о, в некоторой степени, своей. Я вовсе не собираюсь взвешивать каждое словечко, чтобы не обидеть обидчивого парня, считающего, будто весь мир крутится вокруг его разочарований.
Миро был взбешен тем, что она так быстро его раскусила и осудила. И так сурово. Ведь это же нечестно… Творец иерархии Демосфена не должен так поступать.
— Я вовсе не считаю, будто бы весь мир крутится вокруг моих разочарований! Но и не думай, будто тебе позволено так командовать на моем корабле.
Вот что рассердило его, а вовсе не слова. Валентина была права: слова никакого значения не имели. Это все ее поведение, абсолютная уверенность в себе. Он еще не привык к людям, глядящим на него без сожаления и отвращения.