Ксеноцид
Шрифт:
— Откройся и отдай мне моего сына, — сказал Эндер.
Щель в дереве расширилась. Эндер протянул руки и вытащил тело Квимо. Оно было таким легким под сутаной, что Эндеру показалось, будто отцу Эстеваньо приходится поддерживать собственную тяжесть, будто он может ходить. Но он не ходил. Эндер уложил его на земле под деревом.
Брат начал выбивать по стволу ритм.
— Он и вправду должен вернуться к тебе, Говорящий за Мертвых, поскольку умер. Дух Святой сжег его во втором крещении.
— Ты нарушил клятву, — заявил Эндер. — Ты нарушил слово отцовских деревьев.
— Никто даже волоса с его головы не вырвал, — возразил Поджигатель.
— Неужто
— Это был Поджигатель, — заявил один из присутствующих братьев.
Эндер обратился к свинксам.
— Вы помогли Поджигателю. Но не считайте, будто вина падет на него одного. Да будет так, чтобы никто из вас не перешел в третью жизнь. Что же касается тебя, Поджигатель, да будет так, чтобы никогда мать не ползала по твоему стволу.
— Не человеку решать об этом, — заявил Поджигатель.
— Ты сам решился, когда посчитал, будто способен на убийство, чтобы победить в дискуссии. А вы, братья, решились, когда постановили помочь ему в этом.
— Ты не наш судья! — крикнул один из братьев.
— Конечно, конечно, — ответил ему Эндер. — Как и каждый житель Лузитании, человек и отцовское дерево, брат и жена.
Тело Квимо перенесли в машину. Якт, Оуанда и Эндер уехали с ним, Ларс и Варсам забрали грузовичок. Эндер посвятил еще несколько минут, чтобы передать через Джейн известие для Миро в Милагре. Новинье не придется ждать три дня, чтобы узнать, что сын ее погиб от рук pequeninos. И конечно же, ей бы не хотелось узнать об этом от Эндера. Он никак не мог решить, будет ли у него жена по возвращению в колонию. Одно только было известно на сто процентов: Новинья уже никогда не получит назад своего сына, отца Эстеваньо.
— Ты будешь о нем говорить? — спросил Якт, когда машина помчала над травой. Сам он слыхал, как Эндер говорил об умерших на Трондхейме.
— Нет, — буркнул тот. — Скорее всего, нет.
— Из-за того, что он был священником?
— Нет, о священниках я уже говорил. Нет. Я не буду говорить о Квимо, потому что нет повода. Квимо был тем, кем и казался. И умер он именно так, как того желал: служа Богу и провозглашая добрую весть малым братьям. Я ничего бы не смог прибавить к его истории. Он сам довершил ее.
Глава 11
НЕФРИТ МАСТЕРА ХО
Итак, начались убийства.
Забавно, что их начал твой народ, а не люди.
Твой народ тоже начал их, когда ты вела войны с людьми.
Мы начали, но они завершили.
Как это им, этим людям, это удается… всегда начинают столь невинно, а заканчивают с руками, совершенно обагренными в крови.
Вань-му следила за словами и числами, проплывавшими по экрану над терминалом ее госпожи. Цинь-цзяо спала; она ровно дышала на своей подстилке, лежащей рядом. Вань-му тоже поначалу заснула, но что-то ее разбудило. Крик… где-то рядом; возможно, крик боли. Он был родом из сна Вань-му, но когда девушка проснулась, то еще услыхала его последние отзвуки. Голос не принадлежал Цинь-цзяо. Скорее уж, мужчине, хотя крик был высоким. Похожим даже на вой. Он наводил на мысли о смерти.
Но она не поднялась, чтобы проверить. Это было не ее дело; сама она была обязана находиться рядом с госпожой, всегда, разве что та сама отошлет ее. Если бы Цинь-цзяо должна была узнать причину этого крика, появился бы другой слуга и разбудил бы Вань-му, чтобы уже та разбудила Цинь-цзяо. Дело в том, что если женщина найдет себе секретную наперсницу, то пока не выйдет замуж, ее могут касаться только лишь руки секретной наперсницы.
Потому-то Вань-му лежала, не двигаясь. Она ждала, пока кто-нибудь не придет объяснить Цинь-цзяо, почему это мужчина кричал с такой мукой в голосе и столь близко, что она услыхала его даже в этой комнате, на задах дома Хань Фей-цы. И вот когда она ожидала, внимание ее привлекли плывущие по экрану слова. Компьютер производил запрограммированный Цинь-цзяо анализ.
Слова на экране застыли. Может что-то случилось? Вань-му приподнялась и оперлась на локте. В этом положении она могла прочесть последнее сообщение. Анализ был закончен. Только на сей раз компьютер не высветил привычного, сухого известия: НЕ НАЙДЕНО. НЕ ХВАТАЕТ ИНФОРМАЦИИ. НИКАКИХ ВЫВОДОВ НЕТ. На сей раз он отпечатал рапорт.
Вань-му поднялась и подошла к терминалу. Она сделала все так, как учила ее Цинь-цзяо: нажала на клавишу, которая блокировала всю поступающую текущую информацию, чтобы компьютер сберегал ее любой ценой. Затем она вернулась к Цинь-цзяо и осторожно коснулась ее плеча.
Та проснулась сразу же.
— Имеются результаты анализа, — сообщила ей Вань-му Цинь-цзяо сбросила с себя сон так легко, будто сбрасывала с себя слишком свободный жакет. В одно мгновение она уже сидела перед терминалом и вчитывалась в слова.
— Я обнаружила Демосфена, — сказала она.
— И где же он находится? — затаив дыхание, спросила Вань-му.
Великий Демосфен… нет, ужасный Демосфен. Моя госпожа желает, чтобы я считала его врагом. В любом случае, имеется в виду тот самый Демосфен, тот, слова которого так легко тронули ее душу, когда отец читал их вслух: «Когда одно существо заставляет другие, чтобы те признавали его власть, поскольку он сам располагает силой, способной их уничтожить, уничтожить все, чем они обладают, и все, что они любят, тогда мы должны опасаться». Вань-му подслушала это совершенно случайно, когда была еще совсем маленькой — ей было три года. Но слова запомнила, поскольку те вызвали очень яркий образ в ее мыслях. Когда отец читал их, ей вспомнилась одна сцена: мать что-то сказала, а отец рассердился. Нет, он не ударил ее, но напряг мышцы, и рука легонько подскочила, как бы желая ударить, сам же он как бы с трудом ее удерживал. Когда же он сделал так, мать склонила голову, что-то шепнула, и напряжение спало. Вань-му знала, что увидала то, что описывал Демосфен: мать признала власть отца, поскольку он располагал силой, чтобы сделать ей больно. И Вань-му тогда перепугалась, а потом и во второй раз, когда все это вспомнила. Потому-то, услыхав слова Демосфена, она знала, что они правдивы. Она не понимала, как это отец может повторять их, даже соглашаться с ними, и не понимать, что сам является их примером. И потому Вань-му с огромным интересом слушала великого… ужасного… Демосфена, поскольку знала, что — великий он или ужасный — он всегда говорит правду.
— Не он, — поправила девушку Цинь-цзяо. — Демосфен — женщина.
Это сообщение совершенно ошеломило Вань-му. Ну да! Женщина. Ничего удивительного, что я слыхала в ее словах такое сочувствие; она женщина, и потому знает, что это означает, когда в любое мгновение тобой управляют другие. Она женщина и мечтает о свободе, о том времени, когда ее не ждет никакая обязанность. Ничего удивительного, что в словах ее пылает огонь мятежа, но все же, они остаются только лишь словами, не превращаясь в насилие. Но вот почему Цинь-цзяо не может этого увидать? Почему она признала, что мы обязаны ненавидеть Демосфена?