Ксенофоб
Шрифт:
– Это точно, – неожиданно подтвердил Филин. – Это они умеют.
– И собак нет, – проявил я наблюдательность. – К чему бы это? Может, корейцы?
– Может, и корейцы, – согласился Филин. – А может – правоверные мусульмане.
– Они что – тоже едят собак?!
– Нет. По исламским канонам, собака – нечестивое животное...
По описанию Рустама найти адрес было несложно: второй от стройки дом по первой линии с темно-зеленой калиткой и такого же колера ставнями.
Мы встали у второго дома, на противоположной стороне улицы (вернее,
Филин погасил фары и заглушил мотор.
Да, насчет отсутствия освещения я зря придрался: огни стройки неплохо освещали пустырь и в некоторых местах доставали до улицы. А уж как шумы со стройки сюда доставали – даже и говорить не стоит: сидючи в машине с закрытыми окнами, нам приходилось напрягать голос, чтобы слышать друг друга. Как вообще здесь люди живут при таком постоянном шуме?
– То ли затычки в уши вставляют, то ли для себя строят – и потому терпят... – предположил Филин, словно уловив мои мысли. – Странное местечко, скажу я вам. Кто-нибудь бывал здесь? Есть информация по местным и местности?
Федя скромно промолчал, а я, осторожно подбирая слова, выступил в роли эксперта.
Мне не доводилось бывать здесь, но об этом замысловатом местечке с полгода назад писал в своем блоге мой сетевой приятель «Народное Ополчение». Вернее сказать, не писал, а орал, вопил, брызгал слюной – если такие понятия можно применить к сетевому формату самовыражения. А подбирать слова следовало потому, что «Народное Ополчение», несмотря на все его выдающиеся способности, имеет в сети давнюю и прочную репутацию параноика и уже всем проел плешь своей идефикс по поводу иноземной экспансии.
«Народное ополчение» считает, что «Чуркизон» – это наиболее агрессивная и эффективная форма иноземной экспансии. Якобы она уже обкатна во многих странах мира – в частности, в Косово – и везде с роковой неизбежностью приводила к успешному результату.
Вкратце схема такова: «Чуркизон» потихоньку растет и пухнет, вовлекая в себя в качестве крышующего элемента огромную массу местной чиновничьей автократии и постепенно поглощая сопредельные территории.
В это время в других местах готовятся базовые площадки для будущих сегментов.
Достигнув «критической массы», «Чуркизон» разваливается на несколько сегментов, которые плавно и безболезненно перетекают на эти подготовленные ранее площадки. А то место, где он располагался до момента разделения, к вящему удовлетворению народных масс вычищается до асфальта, и там сооружается какой-нибудь грандиозный проект, в котором наши мудрые вожди в очередной раз отмывают деньги.
В новых местах сегменты «Чуркизона» растут и пухнут до конечных объемов «материнского» образования, вовлекая в себя сопредельные территории и местную чиновничью автократию, и в свою очередь опять делятся на несколько частей. Только этот процесс идет уже в разы быстрее – поскольку база наработана, отношения сформированы и создавать с нуля ничего не нужно.
Таким образом, по мнению «Народного Ополчения», лет через двадцать вся Москва и ближнее Подмосковье будут входить в состав вот этого вновь образованного иноземного анклава, и к каким последствиям это может привести, остается только догадываться.
Как склонный к делению «Чуркизон» связан с нашей ситуацией? Самым прямым образом. По утверждению «Народного Ополчения», один из сегментов будет перемещен в Люблино, а другой – в совхоз им. Первого Халифата, где сейчас вовсю идет стройка огромного рынка. О других сегментах умолчу, они нашей темы никак не касаются.
Вот такая схема.
В качестве дополнения к ней можно привести интересную деталь: иноземцы не размениваются на хитрые движения в плане аренды площадей под будущие сегменты.
Они эти площади просто покупают.
На территории нынешнего совхоза им. Первого Халифата до недавнего времени были две русские деревни. Землю и дома выкупили, жителей переселили – все законно, в соответствии с правовыми нормами.
Сейчас здесь повсюду, насколько хватает глаз – частная собственность. То есть, фигурально выражаясь, рынок строится на территории чьего-то огромного двора, где хозяин может делать все, что ему заблагорассудится.
Вот так сказал «Народное Ополчение». И примерно то же самое я передал Филину – правда, осторожно подбирая слова. Не люблю, знаете ли, когда меня за чужие огрехи обзывают треплом: я мастер художественного вранья, если уж делаю это, то делаю тонко и артистично.
– Интересное местечко, – оценил информацию Филин. – Надо будет на досуге как-нибудь познакомиться поближе с его хозяевами.
– Сказки – это хорошо, – нетерпеливо высказался Федя. – Но, может быть, уже начнем помаленьку?
– Через пять минут, – пообещал Филин. – Сейчас уточним все детали, да пойдем.
Филин взял у меня телефон Рустама, нашел в списке Лечи и, сверяясь с дисплеем, позвонил со своей «серой» трубы.
Да, совсем из головы вылетело: мне же ставили задачу разобраться с информацией на телефоне Рустама. Сказано было что-то типа «пока мы тут занимаемся – ты между делом посмотри». Вы в курсе, в каком состоянии я был «между делом», так что, сами понимаете – не успел.
Филин общался с абонентом на каком-то непонятном языке. Разговор был короткий, я разобрал всего два слова – Лечи (причем не с «и» в окончании, а – «Леча») и в самом конце – русское «давай».
А вот это, по-моему, опасный и непродуманный шаг. Рустам сообщил, что Лечи сегодня дома и никуда не собирается, так что можно было бы и не проверять.
– Дома, – Филин вернул мне телефон Рустама. – Можно работать.
– Мне кажется, не стоило этого делать...
– Он сонный, не понял ничего, – успокоил Филин. – А проверить надо обязательно.
– Ты говорил по-чеченски?
– Угу.
– Откуда знаешь язык?
– Было лишнее время – выучил. А сейчас слушаем: довожу решение.