Ксенофольклор. Легенды, подслушанные в различных мирах
Шрифт:
Комментарии ниже.
* Текст:
(1) В незапамятные дни, за два тысячелетия до Большого Сдвига, Цалхи Лонир совершил много удивительных деяний.
(2) Жил он на материке Хару, на земле Дарди, рядом с Кипалой и Дубасом, и историю его жизни сохранил народный эпос; позже, в восемьдесят восьмом веке, Матеа Матеасу
(3) Был Цалхи сыном оружейника из пригорода славной Чхалы, столицы племени Малчави и его союзников.
(4) В то время правил в Чхале жестокий король Варток Хагумани. Угрюмый и жадный, он угнетал и свое племя, и союзные; к несоюзным же относился так, что лучше уж родиться нелюдью или иноземцем, чем дардийцем из племени Марджгавени или Джайтени. Не лучше был и сын его Хетлик.
(5) А вот дочь короля, Мторхло, была так же прекрасна, как и ее имя, и, как полагается, Цалхи полюбил ее.
(6) На все подвиги шел Цалхи Лонир, счастливчик, сын оружейника из Нуприу-Чхала: что только не потребуют король Варток и сын его, принц Хетлик Вартокада.
(7) И алмаз быколюдей похитил, и врагов побил.
(8) В конце концов, движимый прекрасной жаждой мести, Цалхи взял да и перенес весь город Чхалу с места на место, кирпич за кирпичиком.
(9) Только замок Хагум и остался на старом месте.
(10) Понял тогда злой Варток, что не победить ему своего верного воина, и отдал он ему Мторхло в жены.
(11) Родила она ему четверых детей, и жили они складно, да богатства не имели: известно, герой – не король.
(12) Всем помогал могучий Цалхи Лонир (а его называли также Бахониа, потому что отец его был оружейником, и Шаврида, ибо Шаврой звали отца).
(13) На своем богатырском коне разъезжал он по землям Помарви и Хавилани, Джайтени и Марджгавени, Дармасани и Хургени.
(14) А коня этого звали Шадариа, то есть «луч», ибо он был быстр, как луч.
(15) Был Цалхи и в иноязычных землях, где все по-другому, но всегда возвращался в страну Дарди, в земли родного племени Малчави, в царственный город Чхала, славнее которого не построили еще города в мире.
(16) По праву прибавил к своим именам Цалхи еще одно: «Чхилавани», что означает «житель Чхалы».
(17) А вот как кончилась славная жизнь воина воинов:
(18) Однажды случилось ему помочь странному племени из нелюдей, схожих обликом со свиньями; свиней они поедали, на них же и разъезжали наподобие всадников, ими же торговали.
(19) В благодарность усадили нелюди нашего Цалхи Лонира под большой навес, где они собирались на совет.
(20) И было это обиталище более похоже на свиной хлев, чем на людские дома, пусть даже хижины Помарви или шалаши Хавилани.
(21) Там поставили стол, и под столом были живые свиньи, а на столе – мертвые свиньи, и казалось храброму Шавриде, что сидящие вокруг стола не превносят нового в список пород.
(22) Он же был учтив, как и подобает жителю Чхалы.
(23) Тогда нелюди разинули пасти и принялись петь. И было это наслаждение из рода тех, после которых хочется поклониться Баяседе в Его же покоях.
(24) Извинившись, поднялся Лехцера-Бахониа из-за стола и пошел, но благодарные хозяева окружили его толпой и шли за ним, продолжая услаждать его слух псалмами.
(25) Лонир-чхилавани ускорял шаг, пока не достиг предела их скорости. Превысив ее, он продолжал бежать, но упал с утеса и разбился. Так погиб победитель держав, и место захоронения его неизвестно.
(26) Об этом рассказывает нам книга Матеа Матеасу «Цалхи Лонир».
(27) Не рассказывает она о том, что стало с Цалхи после кончины.
(28) После кончины душа Цалхи, как водится, набирая скорость и становясь всё невесомее и невидимее, вырвалась из пределов Внутреннего Мира, обители живых, и попала в Безвременье, в оболочку пятимерного шара вселенной, которая и есть Предел Всему: царство Баяседы.
(29) Там царит Всегда, потому что Сакар – внутри оболочки, а значит, времени в обычном смысле там нет.
(30) Но нечто, неподвластное интуиции, но понятное математику, есть там: это баяседское время.
(31) И в этом времени, душа Цалхи сразилась с самим Баяседою в ниродиве на картах, и единственная из всех душ, которые были, есть или будут (за исключением двух), выиграла.
(32) Выиграл он потому, что сдался: полностью и окончательно, в то время, как Смерть невозможна без подлежащего Смерти – того, кто умирает: