Ксенолог с пересадочной станции
Шрифт:
— Так, подожди, я ничего не понимаю. Почему мы сидим здесь и разговариваем о всяких глупостях? И что со мной было? Что вообще происходит? — начинала я почти спокойно, но под конец в моём голосе начала проскальзывать откровенная паника.
— На последний вопрос я, пожалуй не отвечу, а что касается всего остального… расскажу, если ты мне поможешь и ещё кое-что вспомнишь, — Мика по-прежнему сидел на корточках, глядя на меня снизу вверх. На его симпатичной смуглой физиономии было нарисовано неподдельное сочувствие. (И как только за это время ноги не затекли? Ну вот, опять посторонние мысли в голову полезли!)
— Спрашивай, —
— Откуда к тебе попали эти цветы?
— Пришли по почте.
— От кого?
— Я подозревала, что от тебя.
— То есть как это? У тебя были причины так думать?
— В последнее время мне приходят по почте то открытки, то мелкие сувениры. И началось это как раз в то время, как мы начали встречаться.
— Нет, я ничего не посылал, — он только теперь выпустил мои руки, и уселся на задницу, прямо на пол, удобно скрестив ноги.
— Это ты к тому, что в моём временном отупении виноваты эти цветочки? — я с неприязнью на них покосилась, свернувшиеся крупными кольцами стебли теперь напомнили мне затаившихся змей.
— Есть такие препараты, которые временно снижают интеллектуальные способности. Мы с ребятами всех их, вне зависимости от химической природы, звали оглупинами. Вот такие вот цветы — один из способов незаметно вводить их в организм жертв.
Жуть какая. Меня передёрнуло.
— А побочные эффекты имеются? И каково по длительности их действие?
— У тебя уже почти всё прошло. Ты слишком недолго подвергалась их действию. А побочные эффекты. Кратковременные — приступы агрессии и подозрительности. От них ты избавишься уже к концу дня. К долговременным относится утеря связи с имплантами. На сколько — точно не скажу. От суток, до недели. Опять же зависит от индивидуальных особенностей организма.
Агрессия не агрессия, а вот панику я ощутила сполна. Как это я окажусь без импланта?! Я так привыкла постоянно пользоваться записанными на него данными! Я без него как без рук! Без рук даже, наверное, было бы проще. А если связь вообще не восстановится?!
— Тая. Тай! Дыши глубже. Ничего страшного не случилось. Ты слишком недолго находилась под воздействием, чтобы опасаться последствий.
Да-да-да. Дышим глубоко. Ничего страшного. Как это ничего страшного, как я работать буду?! Дышим. Как-нибудь буду. В конце концов, всё это есть на других носителях, просто работать будет не так удобно, да и времени больше уходить. Дышим. Даже если случится непоправимое, у меня накоплено на второй имплант, всё это можно будет восстановить. Дышим. В конце концов, у меня и собственная память есть, и раньше у меня неплохо получалось ею пользоваться. Вот, например, кто у нас там последний был? Вейи? Меня затопили воспоминания о последнем экстренном вызове. Не слишком отчётливые, но вполне достаточные, чтобы вернулась паника, теперь уже в деятельной своей разновидности. Я подскочила с кресла.
— Оформление зала! Его нужно немедленно сменить! Такое сочетание провоцирует у вей приступы немотивированной агрессии.
— Успокойся. Уже всё отменили. А почему агрессии? Больше было похоже на то, что они испугались.
— Потому что это довольно старая и цивилизованная раса, превосходно знающая свои слабые стороны и умеющая с ними справляться. Такая поза помогает
— Ты слышишь, чтобы завывали тревожные сирены? Нет? Значит всё более-менее в порядке, — на Мика мои слова не произвели большого впечатления, но, поддавшись уговорам, он всё-таки позвонил. И новости, сообщённые им после звонка, оказались неоднозначными. То, что после нашего ухода, всё достаточно быстро устаканилось — это хорошо, а вот то, что ответственный чиновник немедленно захотел пообщаться со мной — уже не очень. А, ладно, скрывать мне нечего. Вот, разве что соображается пока с трудом.
Серьёзный разговор должен был состояться у меня дома. Не из-за недостатка служебных помещений, а потому, что Мика настоял на демонстрации тех посланий, о которых я упомянула. Для пользы дела и подтверждения странного происхождения цветов. Оставив стоять его в уголке, я убрала в стены всю лишнюю мебель. Не знаю, сколько планируется у меня гостей, но сидеть в тесноте, задевая друг друга локтями, никому не понравится. Растянула экран во всю свободную стену и замерла, соображая, что бы ещё можно было сделать. Из задумчивости меня вывел голос Мика:
— А у тебя здесь уютно. Я думал, в наших стандартных коробочках ничего подобного добиться невозможно.
Я с гордостью оглядела своё жилое пространство. Светлые стены в тонких росчерках берёзовой коры, мебель, лаконичность и функциональность форм которой тоже была замаскирована отделкой под дерево. На этот раз под дубовую кору. А все горизонтальные поверхности, включая обивку кресел, имеют глубокий тёмно-зелёный цвет. Плюс ещё такие мелочи как температура и состав воздуха, расположение светильников и прочие нюансы, способные создать ощущение комфорта. Из моей комнаты, даже картина вечной ночи и звёздного неба, которое в любое время суток можно увидеть в моём единственном, зато очень большом, в полстены, окне, кажется свойской и домашней.
— Я в этом почти профессионал.
— Почти, это как?
— Профессионал у меня мама, а я так, нахваталась того-сего.
— Дизайнер? Декоратор?
— Настройщик электронных систем стандартного жилища. Знаешь, там цвет мебели сменить, или температуру воздуха отрегулировать, когда любишь засыпая дышать прохладным воздухом, а вставая, оказываться в тёплой комнате, можно ещё «теплоту» свечения лап подправить.
— Подожди, так ведь любой хозяин дома имеет доступ к этим настройкам. Зачем вызывать специалиста и неужели на этом можно заработать?
— Кому-то лень вникать во всякие тонкости, кого-то чувство гармонии подводит, кто-то считает, что в любом деле лучше довериться профессионалу. И потом, у моей мамы в своём деле есть определённая репутация. И да, заработать можно. Хотя поначалу бизнес много дохода не приносил. Много ли заработаешь на соседях, знакомых и их знакомых? Дело пошло на лад, когда мама догадалась включить в список услуг пункт о неразглашении. Как оказалось, многие стесняются признаться, что не в состоянии справиться с настойкой собственного жилища.