Кто бросит камень? Влюбиться в резидента

Ну надо же так по-дурному попасться! Правду говорят, жадность фраера сгубила… Интересно, кто сегодня дежурный опер? Если Максимыч, пиши пропало. Тот уже дважды грозился загнать его, Клеща, за Можай. И загонит ведь, за ним не заржавеет. И то сказать, по «малине» уже кто-то слух пустил, будто Клещ так долго на воле гуляет, потому что у него благодетель в уголовке появился. Пришлось даже одному портяночнику в глаз дать да подсказать, чтобы язык на привязи держал, а то, не ровен час, на перо напорется…

Это его-то, старого уркагана, кто-то вздумал подозревать в дружбе с мусорами? Клещу едва перевалило за тридцать, но уголовный опыт у него был солидный. Воровать он начал еще в беспризорниках, не раз попадался, направлялся

в детколонию, убегал, его ловили, а он снова убегал. Никак не получалось у чекистов перековать его в сознательного гражданина — так и пошел по воровской дорожке. Правда, в начале тридцатых годов едва не загремел под фанфары за бандитский налет с трупами, но вышку впаяли только настоящему убийце. Он же, получив свой пятерик, когда откинулся, заказал себе соваться в мокрые дела. А потом вообще занялся «карманной тягой» и стал заметной фигурой среди блатных. И вот на тебе, такой конфуз приключился! А началось с того, что он в этот раз решил вечерком выйти к поезду Минск — Москва. Пассажиры, как обычно, выходили, заходили — какая-то мелкота, глазу не за что зацепиться. Как и почему прилепился он к парню, выскочившему из вагона и направившемуся в здание вокзала, Клещ не понял, видно интуиция сработала. Он решил, что парень бежит в станционный буфет, где сегодня, в канун первомайского праздника, завезли кое-какие подзабытые продукты. Но в здании вокзала Полосатый, как окрестил пассажира Клещ из-за футболки под пиджаком, зашел в отделение связи и начал что-то быстро писать на телеграфном бланке. Клещ сначала тоже взял чистый бланк, потом положил обратно и стал разглядывать образцы поздравительных открыток. Парень, закончив писать, поднял голову, равнодушно мазнул по Клещу взглядом и подошел к окошку. Клещ поплелся за ним, вспоминая, хватит ли у него мелочи хотя бы на одну открытку. «Поиздержался, однако», — хмыкнул он про себя, но тут же сделал стойку: Полосатый вытащил из внутреннего кармана симпатичный бумажник и приготовился расплачиваться. Телеграфистка уже взяла деньги, вернула сдачу, но вдруг решила что-то уточнить по обратному адресу отправителя. Тот, неловко сунув бумажник в карман пиджака, начал ей что-то объяснять. В это время станционный громкоговоритель женским голосом возвестил о том, что поезд Минск — Москва отправляется с первого пути. Полосатый, растерянно махнув рукой, стремглав вылетел на перрон и едва успел заскочить на подножку вагона, как поезд тронулся. Но дальше он поехал уже без гомонка, без того самого бумажника, из которого Клещ уже достал деньги и срочно подыскивал место, где от него избавиться.

Выбросив гомонок в укромном месте, Клещ решил побаловаться пивком в станционном буфете, где с ним и приключился упомянутый конфуз. А все из-за этой бойкой тетки, стоявшей перед ним в очереди. Она так нахально и открыто бросила бумажник в хозяйственную сумку, что устоять было трудно. Вместо того чтобы угомониться, Клещ, почуяв фарт, закусил удила — и, как говорится, «пожалуйте бриться». Сидевшие за столом в углу буфета станционные рабочие с виду так были увлечены пивом, что Клещ не принял их в расчет. А зря! Мужички оказались не только глазастыми и проворными, но еще и тяжелыми на руку. В итоге все закончилось клеткой в станционной мусарне и ожиданием дежурного опера. Клещ вздохнул, потрогал языком передние зубы и чуток приободрился — все зубы были на месте и даже не шатались. Скула ныла; так ведь на нем все заживает, как на собаке. Однако в следующий момент градус его настроения опустился ниже нулевой отметки — в коридоре послышался голос лейтенанта Швецова, того самого Максимыча, который не раз грозил карманнику заможайской стороной. Что-что, а «колоть» подозреваемых лейтенант умел…

Дальше действительно случилось именно то, чего и боялся Клещ. Максимыч надавил на него так, что через четверть часа Клещ чистосердечно поведал ему в деталях не только всю историю с «полосатым» пассажиром, но и обрисовал место, где он выбросил пустой бумажник. Посланный Максимычем сержант вскорости принес выброшенный бумажник, а заодно и списал текст телеграммы с данными «полосатого» отправителя. А еще через несколько минут Клещ писал «чистуху», то бишь чистосердечное признание, а сержант по указанию опера звонил сотрудникам милиции на следующей станции, дабы те нашли пострадавшего от умелых рук Клеща пассажира и обрадовали его по случаю завтрашнего праздника трудящихся всего мира.

…Боль в голове усиливалась. Минут двадцать

назад, еще на перроне, Николай почувствовал первый ощутимый укол в районе темечка и огорченно вздохнул — началось. Давняя контузия последнее время давала о себе знать все чаще. Но сегодня она объявилась в самый неподходящий момент, в поезде, за несколько часов до рассвета, возвещающего о наступлении всенародного праздника. Могла бы и подождать по случаю Первого мая.

С некоторых пор он невзлюбил ночные дежурства. Под конец ночных бдений стал чувствовать себя разбитым, кружилась голова, а уж если начинались головные боли, тут хоть святых выноси. Все чаще одолевали его мысли о нормированном рабочем дне, с положенным обедом и перекурами и чувством удовлетворения службой в конце рабочего дня. И надо же ему было поддаться на уговоры своего дядьки… Опять началась эта бесконечная, изматывающая круговерть оперативной работы и непреходящее чувство неудовлетворенности ее результатами.

Николай с легкой завистью поглядел на своего спутника, сержанта милиции, вполголоса беседующего с проводником. Экой ладный да подтянутый, как будто родился в шинели. И все у него впереди «в нашей юной прекрасной стране», только-только третий десяток разменял. А тут ты, старик, башкой маешься, за стенку держишься. Страшно сказать, в следующем году сорок пять стукнет.

Сержант тем временем, закончив перешептываться с проводником, обернулся к Николаю:

— Товарищ старший лейтенант, в четвертом купе едет похожий. Один в купе.

Согласно кивнув, Прохоров бодро шагнул за сержантом. Вглядываясь в номера купе, они дошли почти до середины вагона. Подойдя к двери, Николай сделал шаг назад, приложил палец к губам, показал на себя и покачал головой. Сержант понятливо кивнул.

Стучать пришлось дважды. После второго раза щелкнул замок, и сержант увидел за дверью среднего роста парня в брюках и в полосатой футболке. На вид он выглядел чуть старше его самого. Парень удивленно-непонимающе глядел на ночного гостя. Сержант, козырнув, представился:

— Сержант Меньшиков. Извините, гражданин, разрешите ваши документы?

— Пожалуйста, а что случилось? — парень в первое мгновение замешкался, потом отвернулся, взял с вешалки пиджак, что-то там поискал, переложил и снова повернулся к двери, держа в левой руке паспорт. В голосе пассажира ощущалось недоуменное напряжение, которое можно было понять — такой неожиданный поздний визит милиционера в поезде кого хочешь с толку собьет. Николай, равнодушно слушая со стороны их диалог — дело-то пустяковое, — смотрел себе под ноги. Сжав одному ему известным способом кулаки в карманах старого плаща, он пытался снять головную боль. Преисполненный важностью происходящего, сержант изучил паспорт и торжественным тоном спросил «полосатого» пассажира:

— Извините, гражданин, бумажник при вас?

— А где ж ему быть? — хлоп-хлоп по карманам, нету бумажника. — Ничего не понимаю…

— Разрешите, — сержант шагнул через порог.

Удовлетворенно вздохнув, Прохоров, тихо ступая, прошел в купе проводника. Пусть сержанту сполна достанется благодарность пассажира за хорошую новость, а воспоминания о советской милиции с этого момента всегда будут ассоциироваться у него с образом сержанта Меньшикова. Но что-то тем не менее зацепило сознание Николая, и это «что-то» даже пересилило головную боль. Присев в купе на место, которое услужливо освободил пожилой проводник, он попросил воды и в следующий момент понял, что привлекло его в пассажире — акцент. Едва ощутимый прибалтийский акцент. «Любопытно, — подумал Прохоров и тут же осадил себя. — Вот так, в поезде, ни с того ни с сего зайдет к тебе в купе милиционер поздно вечером да начнет сюрпризами одаривать, так ты не только с прибалтийским, но и с китайским акцентом заговоришь».

Сержант вернулся через несколько минут с довольным выражением лица. Попросив проводника побыть в коридоре, Николай закрыл дверь и предложил Меньшикову дословно передать состоявшийся разговор.

— Значит, зовут его Лещинский Леонид Иосифович, проживает в Минске по улице Опанского, дом сорок шесть, квартира два. Работает…

Николай перебил:

— Какая улица?

— Улица Опанского.

— Интересно… продолжай.

— Ну вот, значит, работает в облпотребсоюзе снабженцем. В Москву едет в командировку в Центросоюз, командировочное я проверил, все путем. Сначала растерялся, даже испугался, по-моему, а потом так обрадовался. Он ведь даже не заметил, как у него бумажник свистнули. Кстати, я забыл спросить, этого жулика поймали?