Кто хочет стать президентом?

Попов Михаил Михайлович

Олигарх смотрел на девушку, к которой, надо сказать, успел привязаться по-человечески, и думал: чувствует ли она эти изменения в своем положении? Он относился к ней значительно лучше, чем к ее отцу. Несмотря на неудачный брак, два выкидыша и журналистское образование, Нина осталась нормальным, даже добрым человеком. И даже в профессиональном смысле показывала кое-какие результаты.

– А почему ты одна, Нин?

Она обошла номер по кругу, поздоровалась с Захаровым, постояла у торшера, у камина.

– Я так и знала, что не надо их сюда везти.

Дело состояло

в следующем. Винглинский решил, что пришло время провести пресс-конференцию братьев Лапузиных – тех самых докторов технических наук местного филиала Новосибирского политеха, что с полгода назад заявили об открытии совершенно нового идеального топлива, названного ими почти поэтически – «чистая сила». Братья должны были здесь, в этом номере, на фоне городского пейзажа, чтобы не возникло сомнений, в каком именно месте происходит событие, заявить, что вынуждены свернуть работу в России и отбыть в страну, где их технически поймут и финансово оценят по достоинству. Давление родной социально-психологической среды становится невыносимым. Нам, мол, не только ставят палки в колеса – нам уже начали угрожать! Для подтверждения этих слов у директора политеховского филиала Бориса Карловича Жданова за пять тысяч условных единиц купили приказ об увольнении братьев Лапузиных и приостановке деятельности их лаборатории. Кроме того, аккуратно отравили любимого кота одного из докторов. Правда, тут решили не зверствовать, выбрав самого старого и больного из трех имевшихся в семействе.

– Что тебя не устраивает, Нина? – спокойно поинтересовался Сергей Янович.

Правда, от этого спокойного голоса у капитана Захарова возникло сильнейшее желание уединиться для срочного мочеиспускания.

– Разрешите идти? – прячась за уставную манеру поведения, спросил он.

– Да, до свидания, Саша, – сказала Нина Андреевна.

– И ты, Антоша, тоже иди.

– Да, шеф.

– Так что тебя не устраивает? – обратился к девушке Винглинский, когда они остались без свидетелей.

– Я тут подумала…

– И что же надумала?

Не обращая внимания на иронию, Нина сказала:

– Не надо им давать пресс-конференцию вместе. Не надо им обоим сегодня же уезжать. Не надо им светиться в этой гламурной камере.

Винглинский встал, дошел до двери, от двери вернулся к окну.

– Чем тебе здесь не нравится?

– Понимаешь, слишком уж будет заметно, что они вырваны из своей естественной среды. Надо, чтобы вокруг были автоклавы, пробирки, электродвигатели всякие… Одним словом, я заказала съемочную группу на местном ТВ и запулила ее в институт.

– Да-а?

– Кроме того, согласись, одно дело – официальная съемка даже самых что ни на есть местных журналистов, которые и на допросе покажут, что все видели собственными глазами, и другое – оперативная размытая картинка, снятая из-под стола каким-то анонимным шпионом.

– Ну ладно, это я еще могу понять. Но зачем их разделять? Сама же говорила, что эти бородачи сильны парным эффектом. Шоу-братья Кличко, шоу-братья Лапузины. Самородки бродят парами.

Нина слегка ослабила объятие шарфа на шее.

– До какого-то момента это было так. Теперь самый сильный ход – их разделить. Один демонстрирует действие своего изобретения здесь, в Калинове. Другой доказывает, что все это правда, где-нибудь в Бостоне. Нарастает драматизм. Это как если бы в свое время было два Солженицыных. Один в лагере, другой на CNN.

– Время теперь не измеряется в Солженицыных.

– Ладно, согласна, неудачный пример. Порок образования. Но Лапузиных, убеждена, надо разделить. Это очень задерет ставки, что, как я понимаю, нам и надо.

Олигарх сел, медленно кивая.

– Все что ты говоришь, имеет смысл. Вернее, имело бы смысл, если б я собирался продолжать эту партию. Я же решил ее закончить. Что ты так на меня смотришь? Хватит! Наигрались мы в эту «чистую силу». Мы-то с тобой знаем, что это чистая чушь, выдумка двух бородатых идиотов из затхлого институтского подвала. Признаю: увлеченных идиотов, талантливых идиотов, бескорыстных идиотов. Но я с самого начала понял, что это ерунда, пустая фишка. Идеальное топливо так же вероятно, как манна небесная. Мы дурачили самую разнообразную публику довольно длительное время. Даже повлияли на реальность в известном смысле: где-то на каких-то торгах какие-то акции взлетели на полпункта, а какие-то сползли на пункт. Но если смотреть рыночной правде в глаза, – все это в пределах обычного поведения цен.

Во время этой речи Нина смотрела на шефа несколько оторопело, но одновременно и с некоторым сочувствием.

– Честно говоря, Сережа, мне казалось, что настоящего успеха добивается тот, кто включает манну небесную в бизнес-план.

– Это все слова. Я финансист-реалист. Я олигарх. Я люблю делить бюджетные пироги, а не собирать крохи частной выгоды.

– Но ты же сам нашел информацию о том, что американцы тоже роют в этом направлении. И не на полпроцента, как ты говоришь, задвигались рейтинги продаж – больше, куда больше. Нужно только подтолкнуть. И я еще не сказала тебе самое главное.

Винглинский улыбнулся:

– Говори.

Нина тоже улыбнулась:

– Главное лучше показать. Поехали. Ребята, наверное, уже установили аппаратуру.

Олигарх вдруг как-то мгновенно осунулся. Он, как и все влиятельные люди, не любил, когда его загоняют в угол, даже если это происходит так изящно. Закон управления держится на том, что иногда важнее продемонстрировать, что это именно ты принимаешь решение, а не кто-то другой, чем принять решение правильное. Кроме того, у него было еще минимум два повода не соглашаться с предложением стремительной Нины.

– Позвони и скажи, что съемка отменяется. Нет, переносится. Заплати, извинись. Впрочем, деньги – это и есть лучшая форма извинения.

Нина остолбенела. То, что делал шеф, было настолько нелогично, что вызывало чувство, как ни странно, похожее на уважение. Раздражение придет позже.

Чтобы не добивать ее окончательно, Винглинский сказал:

– Послезавтра. Послезавтра я вернусь, и мы продолжим. Вернее, начнем съемку.

Нина пожала плечами, как бы говоря: ну, хоть что-то.