Кто и когда купил Российскую империю
Шрифт:
В период ухода англичан ледоколов у нас еще и не было, они все были в Англии в полном ее распоряжении, и нам только было обещано их возвращение. Что касается вопроса об угле, то адмирал И. предупреждал, что по расчету он должен был кончиться у нас к 1 января, а получить его было почти невозможно, так как Англия сама испытывала в нем недостаток, да и английские рабочие бдительно наблюдали за тем, чтобы уголь не попал в руки “контрреволюционеров”. Наши команды на ледоколах, как и следовало ожидать, тоже оказались более чем ненадежными, так что английскому Адмиралтейству во избежание скандалов со своими портовыми рабочими и нашими матросами пришлось, направляя впоследствии ледоколы к нам, выправлять бумаги на северную Францию. Ввиду всего этого адмирал И. высказывал убеждение, которое, к сожалению, претворилось в действительность, что никакой планомерной эвакуации области не будет, а на нескольких судах, которые окажутся в нужный момент под рукой, выберутся лишь те, кто случайно очутится в это
Вывод, который был сделан из создавшегося положения руководящими политическими кругами Англии, известен — вооруженные силы Англии покинули нашу территорию, но нельзя не отметить, что техническая помощь продолжалась…
Наступили тревожные дни, полные самой лихорадочной деятельности. Английское командование открыто объявило населению и войскам о своем предстоящем уходе из области. Всюду на видных местах города появились специально выстроенные деревянные подстановки для плакатов, ярко освещенные по ночам электричеством. На них каждый день стали появляться аншлаги английского командования самых разнообразных ярких цветов с призывами к населению спешить покинуть область вместе с союзниками. В этих объявлениях несколько раз повторялось предложение генерала Айронсайда “поторопиться с отъездом, так как последний пароход” отходит тогда-то, после чего английское командование снимает с себя всякую ответственность за безопасность оставшихся жителей, не пожелавших эвакуироваться вместе с союзниками.
Легко можно себе представить, какую панику вызывали эти объявления в обывательских кругах, в испуганном воображении которых под влиянием этих воззваний сразу же после ухода союзников рисовался бунт, захват области большевиками и резня ими “презренных наемников и прихвостней англо-французского капитала”, о чем в своей агитационной литературе возвещали большевики, которые, конечно, использовали в своих интересах разведенную союзниками панику. Однако пароходы уходили с большим количеством пустых мест, так как воспользоваться советом эвакуироваться могли только или люди со средствами, могущие рассчитывать устроиться за границей, или те, кто имел интересы на Юге и в новообразовавшихся окраинных государствах; средний же обыватель, связанный с Архангельском своей служебной или частной деятельностью, хотя и трепетал за свою судьбу, мог только с завистью смотреть на отъезд счастливчиков. Мне пришлось присутствовать при отъезде иностранных миссий на одном пароходе, с которыми отъезжали сливки архангельского буржуазного общества, в том числе и довольно большая иностранная колония Архангельска. Провожать их явилось полгорода, причем если у провожавших настроение было невеселое, то отъезжающие чувствовали себя тоже неважно, являя в своих собственных глазах “крыс, бегущих с тонущего корабля”. Среди них было довольно много спекулянтов, связанных своей коммерческой деятельностью с союзниками и прибегнувших к их могучему авторитету для получения разрешения покинуть область, так как к этому времени была объявлена широкая мобилизация в армию и национальное ополчение. Многие возмущались их бегством, но я радовался такому “очищению атмосферы”, зная, что они все равно принесли бы нам один вред, если бы мы их задержали принудительно в области. Такую точку зрения разделял и ген. Миллер.
Любопытно прошел на моих глазах и отъезд французской военной миссии во главе с полк. Д. Незадолго до своего отъезда полк. Д. обратился к командующему морскими силами адмиралу И. с требованием предоставить ему особый пароход для увоза во Францию пустых бочек от проданного нам красного вина, так как они очень дорого стоят, и область может этим отблагодарить французов за ту помощь, которую они ей оказали. Адмирал в самой категорической форме отказал в предоставлении парохода, заявив, что вряд ли Франция больше заинтересована в пустых бочках, чем в спасении человеческих жизней своей союзницы, для чего предполагается тот скромный русский тоннаж, который остается в распоряжении адмирала на случай эвакуации женщин и детей, если таковая потребуется после ухода союзников. Получив отказ, полковник Д. зафрахтовал небольшой пароход Соловецкого монастыря “Михаил Архангел”, который должен был доставить миссию с пустыми бочками до Мурмана. Расчетливые монахи, кроме пустых французских бочек, погрузили обернутую в рогожу смолу, завалив этим грузом всю верхнюю палубу, по которой сновали с иголочки одетые французские офицеры, старавшиеся не выпачкаться в смоле, и среди них полк Д., возмущенный тем, что монахи нарушили договор и нагрузили на пароход посторонний груз. Нас такой отъезд представителей “исконной союзницы России” более смешил, чем возмущал, хотя мы не могли не испытывать ослабления своих союзнических симпатий…
Между тем английское командование не ограничилось разведением паники в тылу, а перенесло свою деятельность и на фронт, где им было предложено эвакуироваться всем бойцам, принадлежавшим к самоопределившимся нациям, а также русским добровольцам, состоявшим на службе в славяно-британских легионах. К счастью, лучшие солдаты последних под влиянием своих офицеров остались на фронте.
Затем началось снятие с фронта английских частей, сопровождаемое порчей и уничтожением излишнего военного имущества. На глазах
Уход англичан производился постепенно, и окончательная эвакуация Архангельска предполагалась в средних числах октября, но в ночь с 26 на 27 сентября они незаметно исчезли» [61] .
Оставшиеся на Севере войска Белой армии в своей отчаянно безнадежной попытке продолжать сопротивление были заведомо обречены на поражение. 21 февраля 1920 года части Красной Армии заняли Архангельск, а 13 марта белогвардейцы были выбиты из Мурманска, и северные территории оказались полностью освобождены от интервентов и белогвардейцев. Гражданская война на Севере закончилась.
61
Добровольский С.Ц. Борьба в Северной области // Гражданская война в России: Война на Севере. М: ACT; Транзиткнига; СПб.: Terra Fantastica, 2004. С. 273–277, 288–294.
Юг
Живая душа и нищенский покров Добровольческой армии
Не успела Советская власть утвердиться в стране, как сразу начали возникать очаги сопротивления. На Юге России таким центром стала область Войска Донского. Еще в ноябре 1917 года началось в Новочеркасске формирование антибольшевистских частей. С 25 декабря 1917 (7 января 1918) эти части стали именоваться — «Добровольческая армия». Первоначально название армии полностью соответствовало принципу ее формирования — комплектовалась она исключительно добровольцами — офицерами, юнкерами, студентами, гимназистами, в небольшом количестве казаками и солдатами. Под натиском превосходящих сил красных в феврале 1918 года Добровольческая армия двинулась на Кубань. Этот поход вошел в историю как Первый Кубанский. Вот как его начальный этап описал Антон Иванович Деникин в своих мемуарах:
«Оставили в Аксайской арьергард для своего прикрытия и до окончания разгрузки вагонов с запасами, которые удалось вывезти из Ростова, и благополучно переправились. По бесконечному, гладкому снежному полю вилась темная лента. Пестрая, словно цыганский табор: ехали повозки, груженные наспех и ценными запасами, и всяким хламом; плелись какие-то штатские люди; женщины — в городских костюмах и в легкой обуви вязли в снегу. А вперемежку шли небольшие, словно случайно затерянные среди “табора”, войсковые колонны — все, что осталось от великой некогда русской армии… Шли мерно, стройно. Как они одеты! Офицерские шинели, штатские пальто, гимназические фуражки; в сапогах, валенках, опорках… Ничего — под нищенским покровом живая душа. В этом — все.
Вот проехал на тележке генерал Алексеев; при ней небольшой чемодан; в чемодане и под мундирами нескольких офицеров его конвоя — “деньгонош” — вся наша тощая казна, около шести миллионов рублей кредитными билетами и казначейскими обязательствами. Бывший Верховный сам лично собирает и распределяет крохи армейского содержания. Не раз он со скорбной улыбкой говорил мне:
— Плохо, Антон Иванович, не знаю, дотянем ли до конца похода…
Солнце светит ярко. Стало теплее. Настроение у всех поднялось: вырвались из Ростова, перешли Дон — это главное, а там… Корнилов выведет.
Казачество если не теперь, то в будущем считалось нашей опорой. И потому Корнилов требовал особенно осторожного отношения к станицам и не применял реквизиций. Мера, психологически полезная для будущего, ставила в тупик органы снабжения. Мы просили крова, просили жизненных припасов — за дорогую плату, не могли достать ни за какую цену сапог и одежды, тогда еще в изобилии имевшихся в станицах, для босых и полуодетых добровольцев; не могли получить достаточного количества подвод, чтобы вывезти из Аксая остатки армейского имущества.