Кто и когда купил Российскую империю

Кустов Максим Владимирович

Винтовка и 30 патронов стоят пуд пшеницы

Существует устойчивый стереотип — дескать, Белые армии были прекрасно вооружены и экипированы Антантой, находились у нее на полном содержании.

Насколько это представление соответствовало действительности? Вот что по этому поводу писал Деникин:

«Мы ли были недостаточно логичны, французы ли слишком инертны, но экономические отношения с Францией также не налаживались. Только в декабре французское правительство аккредитовало при “Особом совещании” своего представителя, директора русского отдела “L’OFFICT commercial” господина Cottavoz для установления этих “огромной важности отношений”. Как раз ко времени, когда началось уже отступление армий Юга…

Англичане, доставляя нам снабжение, никогда не возбуждали

вопроса об уплате или компенсациях. Французы не пожелали предоставить нам огромные запасы, свои и американские, оставшиеся после войны и составлявшие стеснительный хлам, не окупавший расходов на его хранение и подлежавший спешной ликвидации. Французская миссия с августа вела переговоры о “компенсациях экономического характера” взамен за снабжение военным имуществом и после присылки одного, двух транспортов с ничтожным количеством запасов, Маклаков телеграфировал из Парижа, что французское правительство “вынуждено остановить отправку боевых припасов, что было бы особенно опасным для Юденича”, если мы “не примем обязательство — поставить на соответствующую сумму пшеницу”.

Это была уже не помощь, а просто товарообмен и торговля. Такое соглашение, помимо наших финансовых затруднений, осложнялось значительно тем еще обстоятельством, что, в корне разрушая принцип морального обязательства союзной помощи в борьбе с общим врагом, могло вызвать, как о том предупреждал и Маклаков, соответственные требования и со стороны Англии. Казне Вооруженных сил Юга такая тягота была бы не под силу» [76] .

Надо отметить, что после окончания Первой мировой войны склады союзников были буквально переполнены уже не нужным в таких количествах в мирное время оружием, боеприпасами, амуницией и продовольствием.

76

Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 5. М.: Наука, 1991.

Но… союзники предпочли экономить и строить отношения с белыми русскими армиями на товарно-денежной основе.

По похожей схеме строились в 1918 году отношения казачьей Донской армии, придерживающейся пронемецкой ориентации, с германскими войсками. Вот как об этом впоследствии вспоминал командующий Донской армией атаман Петр Краснов:

«Сношения с немцами вылились в определенную форму. Генерал фон Арним 14 июня вместе со своим начальником штаба майором фон Шлейницем прибыли в Новочеркасск и представились атаману, 16 июня атаман был у них в Ростове с ответным визитом.

Еще раньше, 5 июня, от генерала Эйхгорна приезжал из Киева майор Стефани, который передал о признании атамана германскими властями.

27 июня в Ростов прибыл майор фон Кокенхаузен, назначенный официально для сношений с донским атаманом. Сношения вылились в чисто деловую форму. Установлен был курс германской марки в 75 копеек донской валюты, сделана была расценка русской винтовки с 30 патронами в один пуд пшеницы или ржи, заключен был контракт на поставку аэропланов, орудий, винтовок, снарядов, патронов и т. п., установлено было соглашение, что в случае совместного участия германских и донских войск половина военной добычи передавалась Донскому войску безвозмездно» [77] .

77

Краснов П.Н. Всевеликое войско Донское // Архив русской революции. Т. 5. Берлин, 1922.

Русская винтовка, т. е. трехлинейка образца 1891 года, стоимостью в пуд пшеницы или ржи — для Германии, где население в 1918 году буквально голодало, такое соотношение было достаточно выгодным. Для казаков, испытывавших серьезные проблемы с оружием и боеприпасами, — достаточно сносным.

Крестьянство за «керенки» ничего не дает

Даже на пике военных успехов войска, захватившие весьма обширные территории, не решили стоявших перед ними материальных проблем. Казалось бы, после того как в 1919 году белые, занявшие большую часть территории Украины, должны были пополнить

свою казну и улучшить снабжение — этого не произошло. Деникин объяснял это тяжелым наследством, оставшимся от большевиков:

«Все стороны финансово-экономической жизни были потрясены до основания. В этой области политика большевиков на Украине, усвоив многие черты немецкой (во время оккупации), проявила явную тенденцию наводнить край бесценными бумажными знаками, выкачав из него все ценности — товары, продукты, сырье. По поводу разрушения торгового аппарата орган 1-го Всеукраинского съезда профессиональных союзов, собравшегося 25 марта в Харькове, говорил: “Нищий и разрушающийся город пытается в процессе потребления накопленных благ «перераспределять» их и тешится, стараясь облечь это хищническое потребление в форму национализации и социализации. Производство… разваливается. Крестьянство за «керенки» ничего не дает, и в стремлении наладить товарообмен с деревней и выжать из производства побольше изделий предприниматель-государство стало на путь утонченной эксплуатации рабочей силы”.

Такой же хищнический характер носила и продовольственная политика. Декретом от 10 декабря 1918 г. было разрешено всем организациям и жителям северных губерний закупать на Украине продукты “по среднерыночным ценам”. На деревню обрушился поток мешочников, 17 заготовительных организаций Великороссии, кроме того, Губпродком и три “Че-ка”. Конкуренция, злоупотребления, насилия, отсутствие какого-либо плана привели к неимоверному вздорожанию цен, исчезновению продуктов с рынка и голоду в этой российской житнице. Харьковская губерния вместо предположенного по разверстке количества хлеба 6850 тысяч дала всего 129 тысяч пудов. Подобные же результаты получились по всей Украине.

Советская власть приняла меры чрезвычайные: на деревню за хлебом двинуты были воинские продовольственные отряды (в Харьковскую губернию — 49) и начали добывать его с боем; одновременно декретом от 24 апреля в южные губернии приказано было переселить наиболее нуждающееся рабоче-крестьянское население Севера. Наконец, ввиду полной неудачи всех мероприятий и назревшей катастрофы Совет комиссаров объявил продовольственную диктатуру незадолго до прихода в район добровольцев. В результате — в деревне перманентные бои, требовавшие иногда подкреплений карательных отрядов от войск, и в городе голод. Буржуазия была предоставлена самой себе, а наиболее привилегированная часть населения — пролетариат Донецкого бассейна — горько жаловался Наркомпроду: “Большинство рабочих рудников и заводов голодает и лишь в некоторых местах пользуется полуфунтовым хлебным пайком… Надвигающаяся черная туча не только захлестнет рабочую корпорацию, но и угасит революционный дух рабочих”.

Такое положение установилось повсеместно. Коммунистические верхи гальванизировали еще политические идеи борьбы, но в их призывах все чаще и настойчивее звучали мотивы иного порядка — экономические, более понятные, более соответствовавшие массовой психологии: голодный север шел войной на сытый юг, и юг отстаивал цепко, с огромным напряжением, свое благополучие.

Заводы и фабрики обратились вообще в кладбища — без кредита, без сырья и с огромной задолженностью; вдобавок перед приходом добровольцев они были частью эвакуированы, частью разграблены. Большинство заводов стояло, а рабочие их получали солидную заработную плату от совнархоза, за которую, однако… нельзя было достать хлеба. Добыча угля Донецкого бассейна, составлявшая в 1916 году 148 млн пудов (в месяц), после первого захвата большевиками (январь — май 1919) понизилась до 27 млн и, поднявшись вновь за время немецкой оккупации Украины до 48 миллионов, нисходила к концу второго захвата (декабрь 1918 — июнь 1919) до 16–17 миллионов пудов. Южные и Северо-Донецкие дороги, по сравнению с 1916 годом, за пять месяцев большевистского управления дали на 91,33 процента уменьшения количества перевозок, на 108,4 процента увеличения расхода угля и общий дефицит 110 миллионов рублей. Повсюду — нищета и разорение» [78] .

78

Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т. 4. М.: Наука, 1991.