Кто не спрятался (сборник)

Устинов Сергей Львович

Я глянул на Стаса – он выглядел озабоченно. Похоже, как и я, что-то почувствовал. Оглядевшись по сторонам, он взял от стола стул, перенес его в дальний пустой угол комнаты, потом подхватил Данилевского под руку выше локтя и пересадил туда.

“Грамотная работа”, – мысленно похвалил я Северина. Когда не знаешь, что делать, делай по правилам! В любом случае Луна должен быть сейчас изолирован от любой возможности оказать сопротивление, уничтожить улику, сделать попытку убежать.

Но, оказавшись в углу, Данилевский только уселся поудобней закинув руку за спинку стула, всем своим видом выказывая ироническое отношение к нашим предосторожностям.

– Цирк – да и только! – криво ухмыльнулся он, оглядывая столпившихся в дверях хмурых оперативников, задерживая взгляд на любопытствующих лицах понятых. – Вы скажите прямо, чего нужно, я сам отдам. “Джеф”, что ли? Так вон он, в шкафу, на полке за шапками. Берите, только не забудьте оформить: выдал добровольно!

Стас кивнул мне, я подошел к шкафу, открыл дверцу и запустил руку на верхнюю полку. Через секунду я извлек оттуда для всеобщего обозрения тугой кулек из белого непрозрачного целлофана, перетянутого скотчём. Взвесив его на руке, я прикинул: около килограмма.

– Девятьсот тридцать граммчиков – все тут, до единого! – весело заявил из своего угла Данилевский и махнул беспечно рукой: – Эх, жизнь! Опять мне не быть богатым! Только размечтался... Так вы мне дадите одеться или нет?

– Дадим, дадим, – успокоил я его, бережно передавая кулек Северину. В распахнутом шкафу висели на плечиках два костюма, модная матерчатая куртка с крыльями и джинсы. Я снял с вешалки один из костюмов. – Годится?

Он отрицательно мотнул головой:

– Нет. Лучше джинсы. И не те, что висят, а другие. Там, в шкафу, сумка внизу стоит, дай ее сюда, а то сам не разберешься.

Луна даже руку нетерпеливо протянул, но я, не обращая внимания на это предложение, вытащил на пол спортивную сумку, расстегнул на ней “молнию”. В ней действительно лежали на дне еще одни джинсы, а больше ничего. На. всякий случай я ощупал ее бока, но безрезультатно. И тут. Данилевского прорвало:

– Да вы что? – захлебываясь возмущением, заорал он.

– Правда, думаете, что это я Шурку пришлепнул? Очень надо мне было руки марать! Тем более, так и так половина тут моя была. – Он дернул головой в сторону стола, где лежал морфин. – Что я, фрайер жадный – за вторую половину подрасстрельную статью себе шить?!

Мы со Стасом смотрели друг на друга, я видел отчетливо, какие старания он прилагает, чтобы не измениться в лице, ибо сам сохранял спокойствие только усилием воли. Среди множества вариантов, прокрученных нами по дороге сюда, такого не было. Такого мы и представить себе не могли:

Луна сдает морфин, но уверяет, что Шу-шу не убивал!

– Ну-ка, ну-ка, – тихо и очень серьезно спросил его Северин, наклоняясь к нему. – И как же тогда “джеф” к тебе попал?

– Все равно не поверите, – обреченно ссутулился Данилевский, понуро отворачиваясь к окну. – Вам галочка нужна: убийцу поймали. А я не убивал, ясно? Пришел к ней на свиданку, как договорились, а она того... уже труп... И рядом это лежит...

Отвернувшись на секунду в мою сторону, Северин показал мне глазами: дескать, черт знает что! Я был с ним полностью согласен. Хорошо, если это всего лишь линия защиты, избранная Луной: предположим, ему удалось спрятать или уничтожить пистолет, из которого убита Шу-шу, и теперь он хочет использовать таким образом презумпцию невиновности. Я не убивал, а если можете доказать обратное – докажите! Ну, это еще было бы полбеды, тут бы мы еще поборолись, нам не привыкать. А если он не врет? То, что он рассказывает, выглядит настолько фантастическим, что вполне может оказаться правдой. Я представил себе лицо Комарова, когда мы ему об этом докладываем, и мне стало нехорошо.

– Так что можете тут искать до утра, – понуро продолжал Данилевский, – больше ничего у меня нет. – И закончил почти жалобно: – Дайте одеться, наконец. Холодно!

В конце концов он выбрал джинсы, рубашку с длинными рукавами, заставил меня два раза сходить в прихожую, менять ему ботинки на кроссовки, долго выбирал носки.

Куртку с крыльями Луна не надел, но держал теперь в руках. “В камерах-то не жарко”, – хмуро пояснил он. Северин сказал Балакину:

– Митя, проведи обыск вместе с ребятами до конца. И потщательней. – Он скосил глаза на Данилевского, тот криво пожал плечами и хмыкнул. – А мы в райотдел.

Я одобрительно кивнул. На таком уровне нам со Стасом не надо ничего объяснять друг другу. Здесь, в квартире, при таком количестве народа, обстановка для откровений не самая подходящая. А в райотделе Данилевский сейчас напишет нам собственноручно чистосердечные показания – пусть пока по своей версии. Он не скрывает, что имеет отношение к краже морфина? Очень хорошо! Через час мы будем знать имя того, у кого морфин украден.

– Пошли, – сказал Северин, а Данилевский ответил, поднимаясь со стула:

– Прощай, свободка, здравствуй, кича! Давно не виделись...

И мы двинулись к выходу из комнаты: я впереди. Луна за мной, замыкал Северин. Поэтому, наверное, большая часть того, что произошло в тесной полутемной прихожей, где толклись возле стеклянных дверей понятые и курили два опера из отделения, ускользнула от моего внимания. Я уже взялся за ручку входной двери, когда услышал за спиной деловитый возглас Луны: “А вот эта курточка потеплей будет!” И обернулся как раз в тот момент, когда Северин, оттолкнув плечом Данилевского прямо в мои объятия, выхватил что-то у него из рук. А уже через секунду из комнаты донесся его звенящий напряжением голос:

– Товарищи понятые, попрошу сюда! И задержанного приведите!

Когда мы вошли, Стас стоял в дальнем углу, там, где раньше сидел Луна, и держал в руках за плечи черную кожаную куртку, демонстрируя ее всем присутствующим.

– Попрошу занести в протокол, – говорил он зло и торжествующее. – Только что задержанный в вашем присутствии пытался завладеть этой курткой, висевшей на вешалке в прихожей. А теперь... – Северин, обернув руку платком, опустил ее в карман куртки, – а теперь мы с вами посмотрим, зачем ему это было нужно.