Кто не спрятался (сборник)
Шрифт:
На этот раз полоска света выпала далеко не сразу, шаги в коридоре протопали грузные и неторопливые, замок щелкнул без предварительных переговоров.
Увидев меня, толстяк заулыбался:
– Проходите, проходите. Ну как, нашли супостатов?
Он явно причислял меня к одному с Суховым ведомству. Я решил пока его не разубеждать.
– Ищут, - ответил я коротко и неопределенно. Мы зашли в квартиру. На толстяке поверх майки был кухонный фартук, руки мокрые.
– Я тут по хозяйству, - со смущенной улыбкой пояснил он.
– Ушел в отставку, на пенсию, времени теперь много. Одну минуточку.
Он исчез в комнате и вскоре вернулся зачем-то в кителе. Так ему, наверно, казалось более удобным беседовать с представителем власти.
– Вы не курите?
– спросил он и, не дожидаясь ответа, предложил: Пойдемте на лестницу, покурим, а то жинка моя не любит, когда тут смолят.
Кругляк открыл узенькую дверь рядом с лифтом, и мы по лестнице спустились на площадку между этажами. Возле люка мусоропровода стояла аккуратненькая скамеечка, над ней прибита полочка с консервной банкой, полной окурков. Щелкнул выключатель, зажегся свет.
– Это я тут все так оборудовал, - сказал Кругляк не без гордости. Тепло, уютно. Можно и газетку почитать.
Мы закурили.
– Дмитрий Михайлович, - сказал я, - у меня, собственно, к вам один вопрос. В тот день, когда убили Кригера, никто к нему не приходил с утра?
– Да я уж докладывал: приходил! Но раненько, часиков в девять, я как раз за молоком собирался и аккурат дверь ему открыл. А как возвращался обратно, часика через пол это было, и он выходит. Сосед, значит, сам за ним и закрыл. Мы потом постояли еще маленько в коридоре, покалякали о том о сем, да и разошлись. Кто ж знал, что через два часа всего такое приключится!..
– А как он выглядел?
– спросил я нетерпеливо.
– Да как? Обыкновенно! Высокий такой, вроде черный. Дак ведь кабы знать, я в получше запомнил... Это Анюта у меня запоминать мастерица, а ее-то, как на грех, и не случилось.
Елин высок и темноволос. Вроде подтверждается.
– А не заметили вы, Дмитрий Михайлович, когда выходили, не стояла у подъезда какая-нибудь машина?
– Нет, - ответил он сокрушенно, - чего не заметил, того не заметил. Не помню.
Легкая тень проскользнула по стеклянной двери над нами, и Кругляк всполошился. Вскочил, загасил окурок.
– Моя пришла, - сообщил он, - а у меня картошка недочищена. Пойдемте, с ней побеседуете.
– Спасибо, - сказал я.
– Мне пора.
Лифт опустил меня вниз, на этот раз, правда, с задержкой. На четвертом этаже вошла женщина, которую я сразу узнал: та самая, которой я так галантно придержал тогда дверь. Она меня тоже узнала и грустно улыбнулась. Ах, если бы не эта галантность! Выходя из подъезда, я снова пропустил ее вперед...
– Бабушки, - спросил я, подсаживаясь на лавочку, - а к Эрнсту Теодоровичу, которого убили, не ездил ли такой - высокий, чернявый?
Старушки помолчали, раздумывая.
– Это который на "Волге", - сказала наконец одна, обращаясь почему-то не ко мне, а к товаркам.
– Ездил, - сообщила мне результат совещания вторая, интеллигентного вида, в очках.
– А в тот день?.. С утра?..
Женщины переглянулись.
– Элеонора Максимовна, - строго сказала та, что в очках, соседке. Утром как будто вы сидели.
Элеонора Максимовна покачала головой:
– Часов в одиннадцать я вышла, не раньше.
– Приезжал, - неожиданно подала голос четвертая.
– Под самые окна мне машину свою поставил. Но уехал скоро.
Все. Больше у меня не было сомнений, что Кригер и Елина тоже привлек к этой истории.
Уже под вечер я заехал в редакцию и узнал, что мне никто не звонил. Значит, ни на работе, ни дома он так и не появился. Мне оставалось одно ждать. Больше я пока ничего не мог.
Звонок поднял меня среди ночи. С вечера я предусмотрительно поставил аппарат в изголовье раскладушки, но в темноте и спросонья никак не мог сразу нашарить трубку, а он все звенел и звенел. Наконец я поднял ее. Голос сначала показался мне незнакомым, каким-то лающим. Потом я узнал Марину Костину и понял, что она рыдает.
– Труп... за городом... Канаве какой-то...
– Кого?
– крикнул я, холодея.
– Андрю-у-шу Е-елина...
26
Утром, раскладывая по тарелкам нашу обязательную яичницу, Феликс говорил:
– Мне бы на твоем месте просто было страшно. Этот мальчишки узнал что-то очень важное, настолько важное, что они не оста на вливаются ни перед чем. Он теперь вроде лакмусовой бумажки - определяет, кого надо убрать. Рассказал Кригеру - Кригера убили. Рассказал Елину - убили Елина. Они и его самого могут убить, если найдут.
– Вот именно, - вставил я вяло. Спорить мне не хотелось, голова болела адово. Остаток ночи после звонка Костиной я спал очень плохо, какими-то урывками, как мне казалось, но нескольку минут, и снилось мне все время одно и то же: мы с Андреем Елиным поднимаемся вверх по нашей школьной лестнице, мирно о чем-то беседуя.
– Позвони Сухову, - продолжал убеждать меня Феликс, - и все ему расскажи. Он двадцать раз прав, каждый должен заниматься своим делом.
– Позвоню, - соглашался я.
– И кстати, насчет этой Елены Сергеевны. Я тут думал вчера... На кой черт ей грабить собственного мужа? А если в даже захотела, так могла бы обойтись и без пасынка, а? Тут или все гораздо сложнее, или, скорей всего, гораздо проще. Сводная сестра - дочь мужа матери, не велика родня... А эти ребята, насколько я понял, и мать родную ограбить не постесняются.
Я кивал головой, слушая Феликса вполуха. Вопрос о том, ограбят или нет антикварную квартиру Латынина-старшего, волновал меня сейчас меньше прочих. Я в эту минуту взвешивал, подкидывал, пробовал на язык новое ощущение, возникшее во мне. Ощущение это состояло в том, что Андрей Елин, оказывается, всю жизнь был для меня довольно близким человеком. Да, я мог не видеть его и не слышать по году, а встретившись, мы бывали с ним холодны и ироничны. Но теперь, честно оглядывая историю наших отношений, вернее, отсутствия их, я приходил к выводу, что всегда он оставался для меня некоей меткой, полузаметной зарубинкой, по которой я бессознательно отмерял собственные продвижения в жизни. В сущности, я ведь постоянно все знал о нем, а Кригер охотно поддерживал во мне этот интерес, рассказывал о Елине в мельчайших подробностях. Никогда мне теперь не узнать этого точно, но я подозревал, что так же он рассказывал ему про меня. И вот я вдруг осознал, что его смерть - это не просто смерть знакомого человека, что с этой смертью потерялась еще одна частица моей жизни, еще одна после Кригера. Я позвонил Сухову и рассказал про Елина. Он тяжко вздохнул: