Кто не спрятался (сборник)
Шрифт:
– До него два квартала.
– Все равно надо поговорить с постоянными клиентами. У них с пяти до семи самая сходка. Может, видели чего.
– Балакин, – сказал Комаров, – а как у тебя тут с мотелями”?
– Район привокзальный, – усмехнулся Дима. – Есть маленько.
– Займись лично. Вместе с Невмяновым. А Северин пускай поработает с пенсионерами во дворе. У него хорошо получается.
План разрастался вглубь и вширь. Кое-какие его пункты выполнялись тут же: входили и выходили сыщики и участковые, отчитывались, получали новое задание. Начальство стало понемногу разъезжаться. Комаров сказал на прощание:
– До двадцати одного я у себя. И завтра первым делом зайдите ко мне, ясно?
Северин ушел к пенсионерам, а мы с Балакиным отправились проверять, как он выразился, “гостиничное хозяйство”.
3
– Вон те два, на первом этаже, справа от подъезда. – сказал Балакин.
Несмотря на жару, окна были плотно закрыты и зашторены.
– А он нам откроет? – спросил я с сомнением.
– Нет, конечно. Притворится дохлым тараканом – и ни гугу, у него система известная: звонят в дверь – тишина, а он следит из окна в щелочку, кто выходит из подъезда. Знающий человек вернется, еще раз позвонит, если свой, заходи. Тут и бродяги могут обретаться, и деловые, и вообще всякие темные личности.
– А что, прижать-то не удается?
– Прижимаем потихоньку, – вздохнул Балакин. – Да все не так просто. Закон есть закон, основания нужны. У них ведь каждый раз – родственник на одну ночку остановился. Или, на крайний случай, друг детства. Но ничего, все они в конце концов попадаются на чем-нибудь. У воды быть, да не замочиться...
Мы подошли к дому и остановились под самыми окнами.
– Отойди-ка в сторонку, чтоб тебя видно не было, – сказал мне Балакин. – Сейчас мы его обмануть попробуем. – И пробормотав: “Любопытство сгубило кошку”, он легонько отбарабанил пальцами по стеклу, а сам прижался к стене.
Целую минуту, наверное, никакой реакции не было. А потом занавеска дрогнула. Мы стояли возле самой стены, нас увидеть из окна было нельзя, а двор пустовал. Занавеска еще раз дрогнула и решительно поползла в сторону. Балакин выскочил вперед, как чертик из шкатулки.
– Данилыч, я тебя видел! – закричал он радостно, будто был водилой в пряталках. – Давай открывай!
За стеклом появилась физиономия хозяина, красная и недовольная.
– Открывай, открывай, – приговаривал Балакин. – Хоть раз в жизни проветришь свое помещение.
Шпингалет щелкнул, и Данилыч, оттолкнув створки, навалился грудью на подоконник. Я увидел, что это здоровенный мужик, косая сажень, то, что называется “будка”, только изрядно заплывшая уже жирком. Вместо левой руки у него была культя, нежная и розовая.
– Чего тебе опять надо, ирод? – спросил он Балакина со страданием в голосе. Меня ему, кажется, по-прежнему не было видно. – Что ты, коршун, опять пришел больного человека, трудового инвалида терзать?
– Это как следует понимать “трудового инвалида”, Иван Данилыч? – весело, не в тон ему, спросил Дима. – Ежели в смысле “инвалид труда”, так ведь всей округе известно, что ты по пьянке под поезд свалился на станции метро “Красносельская”. Ну а если в смысле того, что ты, несмотря на инвалидность, продолжаешь трудиться, так это уже вовсе вранье. Площадь государственную сдавать за денежки кому ни попади – не велик труд.
– Ты докажи сперва, – пробурчал Данилыч. – Чего надо?
– Поговорить, – душевно ответил ему Балакин. – Потолковать с тобой охота. Так ты бы пустил меня в дом, а? Нехорошо ведь человека на улице держать.
– О чем потолковать? – все так же хмуро спросил инвалид, не трогаясь с места.
– Да разве ты не слыхал? – удивился Балакин. – Женщину вчера в шестнадцатом доме убили.
– Слыхал. А я при чем?
– Да я и не говорю, что ты при чем. Но у тебя тут разный народ бывает. Может, слышал кто чего или видел?
– Ктой-то у меня бывает? – настороженно спросил Данилыч. – Никто у меня не бывает. Завязал я с этим делом. Как штрафанули вы меня тогда на пятьдесят целковых, так и завязал.
– Неужто и сейчас никого нет?
– Нету...
– Вот и пусти меня в дом, – простодушно резюмировал Балакин.
Но, увидев, что хозяин медлит, сказал уже серьезно и жестко:
– Ой, Концов, не шути со мной, ты меня знаешь!
– Да что вы все – “шути не шути”, – примирительно заканючил Данилыч. – Отсюда, что ль, поговорить нельзя?
– Можно, но лучше в квартире, – гнул свое Балакин. Концов тяжко вздохнул, а Дима, отвернувшись ко мне. сделал страшное лицо, ткнул в сторону подъезда и показал четыре пальца. Я по стенке добежал по парадного, влетел туда и едва успел сориентироваться на полутемной площадке первого этажа, где тут квартира №4, как осторожно приоткрылась дверь именно с этим номером.
Бочком, бочком из двери начал выползать небольшой человечек, но так до конца выползти и не сумел, потому что попал в мои объятия.
– Ой! – сказал он то ли от испуга, то ли от того, что я слишком сильно прижал его к себе: мне хотелось сразу понять, нет ли при нем оружия. Оружия не было, и я его отпустил, сказав тихо, но веско:
– Спокойно, уголовный розыск. Зайдите обратно в квартиру.
В прихожей было темно, я нашарил выключатель и, когда свет зажегся, увидел перед собой щуплую, белобрысую, трясущуюся личность с небольшим саквояжиком в руке.
– Документы, гражданин, есть у вас?
Он зашарил свободной рукой по карманам и извлек паспорт.
– Солдатов Валерий Николаевич, – прочитал я. Паспорт был прописан в Ярославле. – А в Москве какими судьбами?
– Заехал вот... на денек... к родственнику... – почти прошептал он.
– Давайте в комнату пройдем, – предложил я. Копцов обернулся к нам на шум, и Балакин, приподнявшись на цыпочки, заглянул в комнату.
– О! – воскликнул он, увидев Солдатова. – Вот это встреча. Подождите, я сейчас.
Через несколько секунд Дима был в квартире и говорил, указывая на Солдатова-.