Кто поймал букет невесты
Шрифт:
Аня пожала плечами. Виктор Константинович воспринял это как согласие и воодушевленно продолжил:
– Мне эта идея самому очень нравится, и я готов поручить новое направление именно вам. Думаю, у вас получится, вы же и диплом об этом писали.
– Диплом это одно, а практическая деятельность другое – я же не частный детектив, – возразила Аня.
– Поможем. Главное начать, как говорил когда-то незабвенный Михаил Сергеевич Горбачев. Так что не бойтесь.
Они разговаривали в огромном кабинете генерального директора, сидели, как и в прошлый раз, в креслах.
– Поможем, – повторил Виктор Константинович. После чего достал из кармана мобильный
Он замолчал, слушая, что ему отвечает Красильников.
– Ну, ладно, если ты считаешь, что это необходимо, то я все сделаю.
Закончив разговор, гендиректор взглянул на Аню:
– Ну, все, как я и предполагал. Леня Красильников без моих намеков самолично попросил не откладывать работу над номером.
– Странно, – удивилась Аня. – Такая трагедия на свадьбе дочери произошла… Обычно подобное пытаются скрыть.
– А чего скрывать, если все и так про это знают? Красильников – мужик хваткий и не прочь лишний раз попиариться. Теперь даже те, кто не слышал о нем ни разу, будут говорить: «А, это тот самый, у которого зятя на свадьбе застрелили».
Сухотин замолчал, ожидая реакции Ани, но она ждала, что еще скажет шеф.
– Если честно, то я думал, что Красильников снимет заказ на публикацию, – продолжил гендиректор. – Но вы же слышали: он сам хочет сделать то, о чем мы собирались просить. Объясняет, что и ему уже звонили и спрашивали про журнал. Даже убитая горем дочка требует: якобы она там хорошо должна получиться в свадебном наряде. Кристина, по словам Лени, не особенно переживает. Ее, оказывается, пообещали пригласить для участия в съемках какого-то фильма, и она больше озабочена, как бы похудеть для роли. Похоже, что настоящие переживания только у Лесневича-старшего. Сына, как-никак, убили. И так у него в последнее время дела не очень хорошо идут, а тут еще на свадьбу потратился. Хотя, как мне кажется, Красильников потратился больше. Но Леня все-таки при дочке остался. То есть дочка при нем.
Виктор Константинович задумался, после чего произнес уже деловым тоном:
– За неделю надо номер сделать. Вы уж напишите текст в том стиле, который мы с вами вместе выбрали. Отберите снимки и отдайте ответственному секретарю. Он макетик набросает, вставит рекламные полосы. А то что такое тридцать тысяч! Да и вам гонорар увеличить необходимо. Если все срастется у нас, получите за снимки и за текст – три тысячи евро. Хотя с вашими бывшими гонорарами это, я думаю, и сравниться не может. Или больше вы хотите?
– Вполне устраивает, – согласилась Аня. – За неделю работы – неплохие деньги.
– И я так думаю.
Сухотин был спокоен, как будто ничего страшного не случилось, невозмутимо подсчитывал прибыль.
– Как вам наш офис? – вдруг неожиданно поинтересовался Виктор Константинович. – Впечатляет?
– Мне он кажется странным, – честно ответила Аня. – Американцы используют каждый метр площади, экономят на аренде, на отоплении, на электричестве…
– А зачем мне экономить? Все эти площади принадлежат мне. И потом, это вам только кажется, что они пустые, а когда нужно, тут очень много народу собирается. Здесь проходят пресс-конференции, журналистские семинары. Наш издательский дом учредил журналистскую премию, и здесь же она вручается. Очень солидная и престижная премия – «За честность и объективность». Не слышали разве?
– Нет, – призналась Аня.
– Красивый офис – такое же лицо фирмы, как аппетитная попка секретарши. Вы уж простите мне это грубое сравнение.
– Разумеется, – ответила Аня, хотя никогда не видела этих журналов.
Сухотин продолжал рассказывать о своей фирме, а она не понимала, почему вдруг он вообще завел этот разговор. Кто такая Аня Игнатьева, чтобы говорить с ней об этом, расхваливать фирму? Наемный работник, который пока еще ничем не отличился. Разве что она дочь известного экономиста-теоретика. Не рассказывать же каждый раз, что с восьми лет не живет с отцом, что их разделяли разные города, а потом и вовсе семь лет разделял океан.
Мама только-только начинала работу на ленинградском телевидении, когда началась перестройка. Вокруг все заговорили о новом мышлении, о демократизации. И тогда молодая журналистка решила взять интервью у профессора экономики, который недавно вернулся из ссылки, куда был отправлен за свои публичные лекции. Отправили его в Астрахань без права преподавания. В Астрахани он работал истопником в котельной. Но время изменилось, о нем вспомнили и вернули.
Телевизионное начальство сразу согласилось отправить съемочную группу во главе с молодой журналисткой в Москву. Толпой нагрянули домой к бывшему диссиденту, дверь им открыл моложавый сорокалетний мужчина в джинсах и в майке с портретом Горбачева. Как выяснилось потом, майку он надел специально для камеры.
Молодая журналистка растерялась тогда, потому что ожидала увидеть убеленного сединами мудреца вроде Василия Леонтьева или Адама Смита. Интервью получилось длинным и больше напоминало монолог.
Передача прошла по ленинградскому телевидению, потом еще по центральному каналу, вызвала, как тогда говорили, широкий общественный резонанс. Михаил Васильевич Игнатьев говорил много. Что нужно что-то менять, но необязательно отказываться от коммунистической идеологии, потому что коммунизм и социализм не являются двумя фазами одной общественной формации. А в СССР, по сути, не социализм, который присутствует определенно в Швеции или в Германии.
Профессор говорил, а молодая журналистка благоговейно внимала.
«У нас – государственный капитализм, потому что все средства производства принадлежат государству и каждый участник производственного процесса не является собственником или акционером своего предприятия, не может продать свои акции или пополнить пакет, не получает дивидендов по итогам деятельности фирмы, а только зарплату – почасовую или сдельно-премиальную. Социализм как система социальной защищенности трудящихся – вещь очень хорошая, и в СССР многого добились в этом направлении. Теперь надо развивать все это. Но для начала следует…»
Мама влюбилась сразу. Вернувшись домой, только и думала, как бы снова попасть в Москву, даже к начальству пошла с идеей для нового интервью, но ей сказали: «Все! Хватит! Гласность, конечно, хорошо, но всему должны быть пределы!»
Мама очень переживала, но профессор Игнатьев позвонил сам, сказал, что хотел бы встретиться, но не для того, чтобы под камеры что-то говорить, а наоборот… И через день приехал в Ленинград. Они провели вместе три дня, гуляли по городу, много разговаривали на разные темы. Вечером он провожал будущую жену домой и возвращался в гостиницу. А перед своим отъездом признался в любви. Со свадьбой решили не тянуть. Молодая журналистка переехала в Москву, где у ее мужа была кафедра.