Кто придет меня убить?
Шрифт:
– Ну что? – тихо спросил он. – Тебе это надо?
Тебе легче стало?
– А тебе… Тебе ничего не надо? – прошептала она в ответ. – Совсем ничего? Кроме фотографий?
– Н-да… Я понял. – Он не отпускал ее, она теснее прижалась, пользуясь моментом, который, может быть, уже не повторится. – Значит, ты так видишь наше сотрудничество?
Она молчала, предоставляя говорить ему. Ей было совершенно безразлично, что в эту минуту может войти его жена, увидеть своего супруга с моделью в позе, которая исключала деловые отношения.
– Пойми же, это очень сложно… –
Иначе как я смогу тебе приказывать? К этому примешаются чувства, и тогда все пропало.
– Почему? – настойчиво спрашивала она, начиная гладить его лицо кончиками пальцев. Он досадливо отстранился, возразил:
– Да как ты себе все это представляешь? У меня нет выхода. Или просто сотрудничаем, или расстаемся. Ничего больше я тебе предложить не могу.
– Почему? – Она повторила свою попытку, и теперь он был послушней – ее пальцы скользили по его выбритому подбородку, обрисовывали губы, ласкали шею… – Почему ты так думаешь? Ты будешь свободен.
– Любая связь в моем положении – это уже несвобода. А если кто-то узнает?
– И что?
– 1 Будет скандал. Скажут, что я совращаю моделей.
Скажут, что пропихиваю свою любовницу. Ты себе не представляешь…
– Никто не узнает, глупый!
– Хорошо, предположим. А где я буду тебя снимать? Студию мне никто не даст, даже не надейся…
Я вообще буду держать тебя в тайне до самого конкурса.
– А здесь?
– Ну вот мы и договорились! – досадливо воскликнул он. – Как мы будем встречаться здесь?
А если.:.
– Она тоже ничего не узнает, – твердо сказала Олеся. – Она работает?
– Да, но сейчас у нее как раз отпуск.
– Большой отпуск?
– Ты меня достала… – вздохнул он. – Кончится через четыре дня.
– Значит, через четыре дня…
Через четыре дня он сделал с десяток удачных фотографий. Он сказал, что сильно ошибся в Олесе, что недооценивал ее, что в ней заключен богатый потенциал… И еще сказал, что она очень мила. Ну просто очень! Она добилась своего – они стали любовниками. Правда, не все было гладко. Его жена, видимо, что-то подозревала – однажды Олеся столкнулась с ней, когда она возвращалась домой, и Лена наградила ее таким взглядом… Пощечина не могла бы сказать больше этого взгляда – завистливого, угрожающего, просто злого. Потом Олеся попыталась выяснить причину такого отношения у Саши:
– Ты ей сказал?
– С ума сошла, нет, конечно!
– Тогда почему она так на меня смотрит? – допытывалась Олеся.
– Она на всех так смотрит, кого я дома снимаю… – проворчал он. Они лежали рядом на широкой кровати, в супружеской спальне, в его квартире… Олеся с ненавистью рассматривала шкаф с одеждой, словно это шкаф был виноват во всем.
– А спишь ты тоже со всеми, кого дома принимаешь? – спросила она, поворачиваясь к нему и вкрадчиво начиная его ласкать.
– Не будь такой дурочкой… – ласково ответил он. – Ты – вообще исключение в моей практике.
Я никогда не спал с моделями.
– А с кем ты спал? Только с ней?
– Тебе это очень важно? – поморщился он. – Слушай', я все удивляюсь, что ты во мне нашла? Я ведь не скрываю, сколько мне лет. Боже мой, у нас разница…
Она шутливо хлопнула его по губам:
– Нашел из-за чего расстраиваться! Да с тобой ни один молодой парень не сравнится!
– А у тебя было много молодых парней?
– О! – восторженно крикнула она, подпрыгивая на постели. Ее легкое тело почти не продавливало матраца. – Ревнуешь?!
– Мне просто интересно… Я-то думал, ты совсем девочка, а ты оказалась… Ну не обижайся! – засмеялся он, увидев ее помрачневшее лицо. – Я тебе одно скажу, как женщина ты многого стоишь. Если, конечно, не начинаешь требовать, чтобы я развелся.
Да, она заговорила об этом почти сразу после их первого свидания наедине, совсем наедине, в пустой квартире. Ей бы и в голову не пришло сказать такое, сказалось само собой, после того как она вздрогнула и закричала под ним… Этот крик прорвал плотину изо льда и снега, под которой была раньше похоронена ее чувственность. У нее было два сексуальных приключения, на квартире у подруги, одно было серее другого…
Одинаковые парни, которым нравились худые блондинки. Одинаковые во всем, даже в своей грубости, которую они выдавали за мужественность. Эта мораль – мораль окраин, мораль детей из рабочих семей – отрицала долгое ухаживание, нежность, девичий стыд, внимательное отношение к партнеру… Это было похоже на жареную сосиску с кетчупом, которую съедаешь в два приема, на улице, на глазах у прохожих… С од-, ним парнем она встретилась два раза, с другим – всего один. И решила, что дело того не стоит. Та же мораль уже подавала тревожные сигналы – не превратись в проститутку И все кончилось молчаливым обожанием Влада, обожанием, которое могло запросто перейти в брак – ранний, высокоморальный и такой окраинный . Как раз такой, в котором можно жить в крохотной квартирке, на окраине, далеко от метро.
Саша был нежен, терпелив и внимателен в постели.
Он осторожно гладил ее хрупкое тело, которое до этого только тискали, прикасался губами к се неразвитой груди, играл ее длинными волосами, которые спускались до пояса . Она растаяла, как Снегурочка над костром.
И слова хлынули сами, как весенняя вода:
– "Я тебя умоляю, разведись! Я тебя прошу!
Он привел ей тысячу причин, по которым не может этого сделать. Напоминал о своем сыне, о ее возрасте, о работе, о карьере… Она упорно стояла на своем: «Разведись!» И когда начался конкурс, она думала вовсе не о победе. Она даже перестала желать победы, потому что это бы разлучило ее с ним… Она даже не поинтересовалась, кто была ее соперница, с таким же типом лица, из-за которой ее нарочно «забыли» И когда жюри назвало ее имя: «Олеся Панфилова!» – она выступила вперед, не понимая, что произошло, не слушая завистливого шепота за спиной. Возможно, шептала та самая, но что ей было до нее…