Кто придет на «Мариине»
Шрифт:
Это была пятница. А в понедельник она явилась на службу такая же уверенная в себе, как всегда. И все-таки Маргарет стала несколько иной…
Что заставило ее пойти на службу к Гарвею? Оскорбленное самолюбие? Деньги? Принуждение? Для оскорбленного самолюбия у нее, пожалуй, не было причин. Самым простым ответом было бы — деньги. Она знала им цену. Но тогда почему — слезы?.. Возможно, ее принудили. Принуждение плюс деньги? Но чтобы принудить, надо «зацепить» человека. Что могла совершить Маргарет такого, что отдало ее во власть Си-ай-си? На этот вопрос Клинген не мог ответить.
Если бы он знал это, если бы он смог склонить ее на свою сторону, то, возможно, добрался бы до главного: интересуется ли им Си-ай-си как человеком Зейдлица и теми документами, которые он получит в Австрии, или они подозревают, что он — советский разведчик? Но попытка склонить Эллинг на свою сторону может обернуться против него.
Если Си-ай-си интересовалась им как человеком Зейдлица, то почему тогда Питер Гарвей расспрашивал о нем Митчела Эскина?
Его сведения о тайных планах фашистских партий и союзов были очень важны. Но, как правило, они не требовали немедленной отправки, как это было в годы войны. Теперь сведения, которые он добывал, оставались свежими довольно долго.
Обычно Клаус оставлял сведения в тайниках. Тайник он выбирал за городом и пользовался им только один раз. В рекламном информационном бюллетене издательства Клинген, пользуясь шифром, сообщал местонахождение тайника: расстояние до него, ориентиры. Читатели же находили в бюллетене только сведения о новых книгах. Таким способом Клинген иногда сообщал и сами сведения, но только очень короткие.
О том, что они попали по назначению, Клаус узнавал из сообщения одной открытой радиостанции. Он слушал эту радиостанцию по средам по обыкновенному приемнику, которыми были забиты все магазины Кельна. Ничего не значащие фразы «Лучше поздно, чем никогда», «Кто посеет ветер — пожнет бурю» или что-нибудь в этом роде означали: «Все в порядке! Материал взят. Благодарим!»
Перебирая в памяти все возможные пути, которые могли привести к нему Гарвея, Клинген пока ничего не находил.
Глава девятая
Полицейский «фиат» комиссара Клуте на вид неказистый, но у него сильный мотор, что очень важно, когда нужно за кем-нибудь гнаться.
Пока еще Клуте гоняться ни за кем не приходилось. Гонки часто показывали по телевидению в так называемых криминальных фильмах. Если верить этим фильмам, то полиция только и делает, что гоняется на автомобилях за преступниками. Недавно Клуте смотрел такой фильм. Каких только гонок там не было: и на лошадях, и на вертолетах, и на глиссерах, и, конечно, на автомобилях. И хотя жизнь и работа полицейского комиссара была совсем не похожа на ту, которую показывали в кино, Клуте любил смотреть такие фильмы. Они давали ему какую-то душевную зарядку, и на свою службу он смотрел тогда как бы со стороны и оценивал ее по-новому.
При этом Клуте был честолюбив и настойчив. Поэтому даже после того, как его начальник, советник юстиции Фрайбергер, посоветовал оставить дело Кемпки, подчеркнув, что это просто несчастный случай, комиссар втихомолку продолжал плести паутину. Он установил, что Шрот, который отрицал знакомство с Розенкранцем, дважды звонил бывшему гаулейтеру: первый раз за три дня до гибели Кемпки, второй — через день после истории с Мирбахом и Факом.
Несомненно, Розенкранц и Шрот знали друг друга, но скрывали это. Во всяком случае, скрывал Шрот.
На берегу озера Клуте нашел пустую гильзу от патрона. Она закатилась под оголившийся корень старой сосны, и следовало бы предположить, что ночью тот, кто собирал гильзы, чтобы не оставить следов, мог ее не обнаружить. Комиссар узнал, что ружье такого калибра есть у Шрота.
Необходимо было также установить, кто приезжал к леснику на машине, масляные следы которой он тогда обнаружил на асфальтовой дорожке у гаража.
Похоже, что Розенкранц был не последним винтиком в этом деле. Настало время встретиться с ним.
На перевале Клуте остановил свой поцарапанный с правого бока «фиат» и зашел в маленький ресторанчик с открытой верандой.
При исполнении служебных обязанностей он не разрешал себе выпить даже пива, хотя очень любил горьковатое «королевское», дортмундское пиво. Клуте заказал омлет и бутылку кока-колы.
Время близилось к полудню, и солнце грело очень сильно. К самому ресторанчику подступал луг, густая, сочная трава манила своей свежестью и прохладой. Клуте не удержался от того, чтобы четверть часика не поваляться на траве, а заодно еще раз продумать свой разговор с Розенкранцем.
Родители комиссара были крестьянами, и потому, наверное, его так волновали запахи земли. Он с жадностью впитывал пряный запах подгнивших прошлогодних листьев, едва уловимый аромат больших красных маков и запах земли, которая почему-то пахла сыром и табаком.
Старики часто писали ему, звали в деревню, но он неизменно отвечал им отказом. Теперь, когда он получил самостоятельную, интересную работу в полиции, не могло быть и речи о возвращении к крестьянскому труду.
В полиции была не только работа, но и власть над людьми. Клуте всегда этого не хватало. В школе из-за маленького роста он был одним из тех, кем помыкали более сильные ребята. С девушками тоже не везло. Ему нравились рослые. А стоило разок-другой пройтись с такой девицей, как она сначала надевала туфли без каблуков, а потом и вовсе не приходила на свидание. Все это рождало в нем чувство неполноценности, и он страдал от этого. Ему всегда казалось, что как только он обретет власть над другими людьми, то избавится от этого чувства.
В какой-то степени это оправдалось. Как только он надел полицейскую форму, к нему стали относиться иначе: с почтением, робостью, со страхом — как угодно, но только не так, как прежде. Взять хотя бы этого Шрота… Отъявленный наглец! Но когда он увидел гильзу от патрона в руках комиссара, всю спесь с него сняло как рукой. Что ж, если дело так же пойдет и дальше, он заставит уважать себя, а может, и бояться, даже таких, как Фрайбергер. Был тут, конечно, риск свернуть шею, но был и шанс отличиться, сделать карьеру. Нужно только все это провернуть тонко и умело. Если он будет располагать неопровержимыми доказательствами, то и Фрайбергер с ним ничего поделать не сможет.
То, что на его стороне были Мирбах и Фак, известные журналисты, придавало ему сил.
Визит к Розенкранцу должен был прояснить, действительно ли бывший гаулейтер связан с Фрайбергером?
Фрайбергер как будто не служил в гестапо во времена третьего рейха, а был в уголовной полиции. Но между гаулейтером Зальцбурга и обер-комиссаром уголовной полиции могли быть самые разнообразные связи. А если это так, то Фрайбергеру, всемогущему Фрайбергеру, который еще год назад даже, наверное, ничего не слыхал о Клуте, придется потесниться…