Кто рано встаёт, тот рано умрёт
Шрифт:
– Разве Понтип умеет водить машину?
– Разумеется, я всё проверил. У неё есть водительские права. Выданы в позапрошлом году. Так что, герр писатель, я на верном пути!
– А мотив? Зачем солидному уравновешенному человеку убивать своего лучшего ученика?
Сквортцоф басит с видом превосходства:
– Я знаю причину.
Неужели намекает, мол, не один ты с крыльями?
– И какую же?
– Герр Никс сообщил, что Бернхард Курц и Мария Бахман были любовниками. Сначала Курц соблазнил Марию, а потом хладнокровно бросил, ради своей карьеры в Штатах.
Я скептически хмыкаю.
– Вы всерьёз считаете, герр инспектор, что после казни негодяя, совратившего Мари мстительный отец расправился со своей любимой дочерью? И выдал убийство за самоубийство?
– Один дьявол знает, что творится в головах этих художников, – сердито бурчит Сквортцоф. – Это же настоящие безумцы! Я никогда не понимал, как взрослый человек – не дитя сопливое – тратит жизнь на малевание картинок.
Я привожу ещё один довод против:
– Понтип утверждает, что вчера до завтрака Бахман не выходил из комнаты.
– Вы верите этой азиатке? Бросьте, герр Росс! Они сговорились. Как говорят у вас в России: «Муж и жена – одна сатана!»
Победоносно глядя на меня, верзила подбрасывает ключи от машины в воздух и роняет их на пол.
Упс! Но и я повергнут в шок.
Глава 16
Под траурный звон колокола опять наступает понедельник. Оказывается, уже прошла целая неделя, как я поселился в Замке. Так, не успеешь оглянуться, и наступит последний понедельник твоей жизни. Вы спросите, как можно понять, что это последний? Ну, если на вас будет нестись паровоз или вы будете смотреть на океан в иллюминатор падающего авиалайнера, то вы поймёте.
Между прочим, сегодня Международный женский день. Несмотря на то, что в Германии его не отмечают, я поздравляю Марину с праздником – посылаю ей смс-ку. Постановляю купить жене цветы, когда она вернется с «кура». Прежняя супруга, Виолетта, разбила мне сердце, а Марина склеила его, как смогла. Теперь живу со склеенным.
За окнами моей комнаты колышется густой утренний туман. Словно к стёклам прилипла ватная борода Деда Мороза. Туман поднимается от реки и заполняет собой всё окружающее пространство. В голове у меня тоже туман. Вчерашний разговор с инспектором его нисколько не развеял. Убийца – Бахман? Не знаю. Я не так категоричен, как Сквортцоф. Это гигант не ведает сомнений. Сомнения ведут к разладу, разлад к унынию, а уныние – как учит нас Библия – грех. Сквортцоф старается жить без греха уныния. Ему, похоже, уже всё ясно. А мне нет. Может быть, Баклажан, когда придёт в себя, поможет распутать это преступление?
Без пяти минут семь. Спускаю себя по лестнице в коридор – заодно тренирую вестибулярный аппарат – и «мчусь» на завтрак. С каждым утром народа в столовой всё меньше. Как в английском детективе. Ходульный сюжет. Таинственный убийца трудолюбиво сокращает количество едоков до тех пор, пока не перебьёт всех. Читал – знаю. На этот
«Халло! – Халло! Хай! Сервус! Грюсс готт!»
Приземляю себя возле Эдика. Тот энергично пожимает мою ладонь.
– Привет, Вадим! Отлично смотришься в оптическом прицеле.
Эдик явно воспрял после вчерашнего шока: умыт, побрит, причёсан и благоухает лосьоном после бритья, а не перегаром. Мой друг с аппетитом уплетает яичницу с помидорами. Я не люблю помидоры с жареными яйцами, поэтому придвигаю к себе блюда, наполненные красиво нарезанной колбасой, сыром, зерновой хлеб и баварское крестьянское масло. Настоящий океан холестерина! Кельвин с ужасом таращится на моё безрассудство. Я подмигиваю консультанту. «Не боись, плешивый! Настоящим мужикам холестерин необходим».
Вокруг все свои. Эрих с большой головой, Лиля с горой посуды, Алинка на цыпочках, Урсула в фиолетовой майке, остроносая Селина, одинокий Кокос, вертлявый Никс, Почемутто, Круглый Ын. Завтрак проходит непривычно спокойно. Больше никаких трупов, плавающих в извёстке или висящих под потолком. Кому как, а мне это нравится.
– А где ваш Леонардо да Винчи с супругой? – спрашиваю Эдика.
Человек-справочник обязан знать всё. Он и знает.
– Доктора Бахмана и Понтип вызвал к себе Сквортцоф. Я видел, как их увозили четверть часа назад в полицейской машине.
– А о Баклажане новостей нет?
Эдик радостно улыбается.
– Есть! Она звонила Селине из клиники.
Селина, услыхав своё имя, тут же ввинчивается в разговор.
– Вы о Баклажане? Да, ей уже лучше.
– Она сказала, что с ней случилось?
– Внезапно открылась старая язва в двенадцатиперстной кишке. От этого резко упало давление, и Баклажан потеряла сознание. Вот был ужас! Слава богу, вчера вечером ей язву заклеили. Современная методика! Сейчас она чувствует себя хорошо. Передаёт всем привет.
– Ее можно навещать?
Селина оживляется.
– Даже нужно! Коллеги! Если кто-нибудь соберётся к Баклажану – я приготовлю вещи, которые она просила.
– Какие проблемы? Давай, я съезжу, – предлагает Эдик, – и всё ей отвезу.
– А меня возьмёшь с собой? – интересуюсь я. Глупо упускать такой случай.
– О чём речь? Конечно, поехали.
– Сначала нужно спросить разрешения у инспектора, – брюзгливо напоминает нам Кельвин.
– Сами знаем, не маленькие, – грубовато отвечает Эдик плешивому.
Я машинально постукиваю пальцами по столу. На моём тайном языке это означает: «Что, скушал, извращенец?»
После завтрака стою у ворот Замка, наслаждаюсь унылым колокольным звоном. Пять минут назад, по моей просьбе полицай – облегчённая версия Сквортцофа – позвонил инспектору. Сквортцоф попросил передать трубку мне и, выслушав, отпустил к Баклажану.
– Но если узнаете что-нибудь интересное – сразу же сообщите! – пробурчал он на прощание.
А вот и Эдик. Оказывается, мой друг является обладателем смарта – крошечной двухместной машинки. За последнее время их стало много в Нашем Городке.