Кто следующий? Девятая директива
Шрифт:
Тем не менее то, что проделал Брюстер, нельзя было назвать нелегальным, неконституционным, технически запрещенным трюком. Он воспользовался законом — или лазейкой в нем — и выиграл, потому что конгресс попал в ловушку эмоционального характера. Законодатели приняли чрезвычайный план главным образом потому, что он касался чрезвычайного положения, с которым они надеялись никогда не столкнуться. Как и все остальные, они убедили себя, что Фэрли вернется целым и невредимым. Пикантность ситуации заключалась в том, что они, вероятно, не проголосовали бы
Оппозицию в сенате возглавлял Грант, который пользовался уважением, хотя его доводы не принимались во внимание; в палате представителей сопротивление исходило от группы истеричных ультра-правых конгрессменов, которые гиканьем и криками были буквально согнаны с трибуны. Уже через несколько часов после обращения президента Уэйз и Минз прекратили прения по проекту резолюции палаты представителей и поименное голосование прошло в неумолимом темпе бронетанкового удара. Выступающий в роли спикера Филипп Крейли от Нью-Йорка дал указание Уэйзу и Минзу сформировать подкомитет, готовый в десятиминутный срок встретиться с соответствующим комитетом сената, после того как билль будет там ратифицирован. Все это было проделано с виноватой поспешностью, и большинство из них ускользнуло украдкой тотчас же, как только их обязанности были выполнены.
Саттертвайт испытывал одинаковое отвращение и к фанатичной самоуверенности Брюстера и к зловещим предсказаниям Гранта. Конгресс выбрал меньшее из двух зол. Этого нельзя было отрицать. Но для того чтобы предотвратить одну форму тирании, они создали другую.
Саттертвайт резко остановился перед окном. Он издал несколько междометий, очевидно, в такт одолевавшим его мыслям. Он всматривался в город с напряженной сосредоточенностью маньяка, наблюдающего за раздевающейся женщиной, но почти ничего не видел. Его мозг был целиком захвачен одной идеей. Внезапно он выскочил из комнаты и бросился к лифту.
Команда уборщиков в штабе все еще возилась. Саттертвайт пронесся через комнату в конференц-зал, подскочил к телефону и выхватил телефонную книгу. Он нашел номер Филиппа Крейли и набрал его.
Звонок раздался с десяток раз, но ответа не было. Несомненно, это был кабинет Крейли, но часы показывали час ночи. Саттертвайт выругался и просмотрел городской телефонный справочник. Номера члена палаты представителей Крейли там не оказалось.
Не значится. Чертов сукин сын. Саттертвайт ударил кулаком по столу.
Наконец он набрал номер, который знал: домашний телефон Лайома МакНили.
МакНили ответил после второго звонка.
— Это Билл Саттертвайт, Лайом.
— Привет, Билл. — Голос был абсолютно бесчувственный. Это было понятно: МакНили являлся ближайшим политическим советником и другом Фэрли и только что, в течение последних двух часов, узнал о его смерти. В одиннадцать президент отправился на телевидение, чтобы сделать два заявления. Кто-то — возможно Перри Херн — позаботился позвонить МакНили, потому что МакНили звонил Саттертвайту, спрашивая о подробностях. Саттертвайт не отклонился от заготовленной версии: Фэрли умер до прибытия спасителей, похитители ввели ему избыточную дозу наркотиков.
— Лайом, я прошу прощения, что потревожил вас в такое время, но это жизненно важно. Мне нужен Филипп Крейли. Я подумал, что у вас может быть номер его домашнего телефона.
— Ну, я…
Саттертвайт ждал, когда МакНили переключится со своих мыслей на его просьбу. Наконец МакНили сказал отсутствующим тоном:
— Подождите минуту, я найду его.
Через некоторое время МакНили опять взял трубку. Он назвал семь цифр, и Саттертвайт записал их на обложке телефонной книги.
— Вам еще что-нибудь нужно, Билл?
— Спасибо, нет. Извините, что побеспокоил вас.
— Все в порядке. Наверное, мне не удастся уснуть сегодня ночью.
— Я… подождите минутку, Лайом, я думаю, вы можете помочь мне.
— Помочь в чем?
— Это не телефонный разговор. Вы одеты?
— Да.
— Я в здании управления делами. В конференц-зале за комнатой заседаний Совета национальной безопасности. Вы можете приехать сюда немедленно? Мне нужно, чтобы кто-нибудь помог, поработав на телефоне. Надо сделать множество звонков.
— Боюсь, что я не слишком расположен беседовать с кем-либо сегодня ночью, Билл. Мне неприятно отказывать вам, но…
— Это для Клиффорда Фэрли, — сказал Саттертвайт. — И это важно.
К тому времени, когда приехал МакНили — невероятно элегантный, в мохеровом костюме и итальянских ботинках, — команда уборщиков уже закончила свою работу. Саттертвайт втащил его в комнату и закрыл дверь.
— Я рад, что вы смогли приехать.
— Все это очень таинственно. Что вы задумали, черт побери?
Они не были в прямом смысле друзьями, хотя достаточно близко общались после выборов. Считалось само собой разумеющимся, что в новой администрации МакНили примет на себя роль Саттертвайта.
— Я уверен, что вы думали о Фэрли.
— Да.
— Вероятно, появятся слухи, что Брюстер убил его.
— Вполне возможно. Так всегда бывает, когда один человек извлекает выгоду от смерти другого.
— В действительности такие слухи абсолютно беспочвенны, — сказал Саттертвайт. — Я должен убедить вас в этом до того, как мы продолжим.
МакНили криво улыбнулся, исключительно из вежливости.
— Во время кампании мы присвоили ему немало имен, но, мне кажется, «убийцы» среди них не было.
— Он исключительно честный человек, Лайом. Выражаясь на старый манер, он человек доброй воли. Я понимаю, что на ваш взгляд он слишком сильно находится в плену устаревших политических догм, но вы должны верить в его искренность.
— Зачем вы это мне говорите?
— Потому что я все больше и больше убеждаюсь, что нельзя допустить, чтобы президент, потерпевший поражение на выборах, наследовал свой пост.