Кто следующий? Девятая директива
Шрифт:
Записи службы безопасности по линии ФБР показывали, что Мезетти значился как владелец тридцати пяти тысяч акций в общем капитале «Мезетти Индастриз». По дополнительным данным JRS, [20] он также числился служащим корпорации — возможно, это была налоговая уловка, канал, по которому его отец мог переводить средства на счет сына в обход будущих налогов на наследство.
ФБР начало проверять места, где часто бывал Мезетти. Обычная телефонная проверка установила, что он отсутствовал дома, и
20
JRS — Внутренняя налоговая служба.
Затем поступил сигнал из ФБР за подписью Шенкланда: Мезетти вылетел рейсом кампании «Эр Франс» из Нью-Йорка в Марсель восьмого января, в субботу.
Это произошло за тридцать шесть часов до похищения Фэрли.
— Господи, — сказал Хилл. — Разгуливал кругом совершенно открыто.
— Да, они должны были действовать именно так, чтобы проверить, остался ли он вне подозрений.
— Итак, он — их контакт с внешним миром. Им надо знать, может ли он свободно переезжать с места на место.
— Используя прикрытие — его мать сказала, что он сообщил ей, что едет туда по делам компании. — Он обдумывал это. — Отлично. Сформулируем по пунктам. Он был вне подозрений в субботу ночью; они не могут знать об отпечатке — следовательно, они должны считать, что он все еще может ездить свободно и открыто. Они будут продолжать использовать его.
Его лицо внезапно изменилось.
— «Мезетти Индастриз». Это очень большое состояние. Похоже, наш малыш их казначей.
Такое предположение давало очко в пользу того, что операция была полностью независимой, а не работой, выполненной по найму и оплаченной другой организацией. Это усложняло задачу Лайма, потому что означало, что похитители действовали в одиночку, без сети помощников. Нельзя выявить сеть, которой не существует.
Хилл медленно произнес:
— Теперь вопрос состоит в том, оставим ли мы эту информацию при себе или допустим к ней конкурирующие фирмы.
Конкурирующие фирмы пронюхают все и без приглашения. Необъятный аппарат КГБ в Москве в течение двадцати четырех часов установит, что в розыске находится некто Марио П. Мезетти. Пекин будет наступать на пятки русским.
Лайм принял решение за время, которое потребовалось, чтобы оформить его в словах:
— Если к полуночи мы не получим новых данных, лучше посвятить во все Бизенкова.
— Следует ли представить это в виде непреднамеренной утечки информации или мы действительно «отпечатаем ему официальное приглашение»?
— Настолько официальное, насколько это возможно. Если их помощь будет запрошена открыто и мировая пресса будет поставлена в известность, Советы получат меньше возможностей для двойной игры.
— Я полагаю, то же относится и к китайцам, — уточнил Хилл.
Лайм кивнул.
— В полночь. После этого мы можем передать на сторону словесный портрет Мезетти.
— Какие будут указания на ближайшее время до полуночи?
— Выясните, кто здесь связан с «Мезетти Индастриз». Они могут иметь в этом месте даже собственные офисы. Проверьте, не вступал ли он в контакты с кем-либо. Распространите словесный портрет среди местной полиции, но постарайтесь сохранить конфиденциальность. Гвардия должна знать, кого искать.
— Танжер?
— Пока нет. Они слишком много болтают.
— Вы рассчитываете, что они находятся в лодкё, не так ли?
Вопрос был не таким уж проницательным, как казалось на первый взгляд. Хилл мог прийти к такому выводу исходя из простого анализа времени. Если похитители использовали лодку, они не успели бы добраться до Танжера. Хилл спросил:
— Что вы думаете об испанских силах безопасности?
— Их лучше посвятить в обстановку.
— Я знаю. Но тогда можно держать пари, что русские узнают все до полуночи. Если французы не проговорились, это может сделать Гвардия.
«Что будет очень любезно по отношению к ЦРУ», — подумал Лайм, но махнул на это рукой.
В половине пятого Мадрид сообщил, что Мезетти проследовал через франко-испанскую границу в субботу, восьмого января, сидя за рулем взятого напрокат четырехдверного «Рено». Машина пока не обнаружена. Ее описание и номер переданы по рации всем постам испанской полиции.
Это устанавливало присутствие Мезетти врайоне Барселоны непосредственно накануне похищения, но мало что добавляло к тому, что Лайм уже предполагал. Однако это было подтверждение, которое никогда не повредит.
В пять десять раздался звонок.
Хилл снял трубку и, повесив ее, повернулся к Лайму.
— Наблюдатель ЦРУ в Гибралтаре. Он только что вышел из офиса «Мезетти Индастриз». Малыш там, в отеле.
Лайм глубоко вздохнул.
Хилл все еще держал руку на опущенной телефонной трубке.
— Взять его?
— Нет. Я хочу установить за ним наблюдение.
— Мы можем разорвать его на кусочки и заставить говорить.
— Следите за ним.
— Господи, если мы потеряем его, нам не сносить головы.
— То же самое можно сказать относительно головы Фэрли. Ты думаешь, я не знаю этого? Не спускайте с него глаз — но не трогайте. — Лайм повернулся к двери. — Поскорее найдите самолет. Я отправляюсь туда.
15:30, восточное стандартное время.
Рива играл роль пуэрториканского туриста. У него были документы, подтверждающие это на тот случай, если кто-нибудь позаботится спросить, но никто не сделал ничего подобного. Его единственная уступка требованиям маскировки из предосторожности быть узнанным заключалась в шиньоне, который прикрыл его поредевшую макушку, придал волосам пегий цвет и сузил лоб. Больше ничего не потребовалось: Рива обладал аморфной внешностью; прежде чем запомнить, как он выглядит, людям надо было встретить его раз восемь-десять.