Кто стрелял в шерифа (рассказы)
Шрифт:
– - Это самая дорогая вещь в моем доме,-- сказал мне Хафф.-- Эта фотография со мной уже скоро 30 лет. Я не снимал ее со стены никогда, даже в самые худшие годы "холодной войны". Я верил и верю: дружба, скрепленная кровью, вечна.
Я просил его рассказать о встрече на Эльбе, а он засыпал меня вопросами. Как поживает сержант Николай Андреев? Вот он на другой карточке. В кожаной куртке, пистолет на животе, как носили разведчики. Голова обмотана бинтами через подбородок. Как фамилия того солдата, который обнял на мосту Робертсона? (Я обещал узнать. Надеюсь, что ветераны 58-й гвардейской дивизии помогут мне.)
Из трех разведгрупп в тот вечер лишь группа Робертсона вернулась в расположение своей части да еще в сопровождении представителей Советской Армии. А через несколько дней четверо разведчиков были уже в ставке генерала Д. Эйзенхауэра в Реймсе.
– - Мы рассказали ему, как было дело,-- вспоминает сейчас Хафф.-- А генерал вдруг встал из-за стола, прошелся молча по кабинету, остановился около нас и как-то по-особому сказал: "Знаете, ребята, всякое у меня бывало, а вот такого, как у вас, не было. Завидую я вам, хотел бы я быть с вами в тот день на Эльбе".
Потом Эйзенхауэр вызвал адъютанта и продиктовал письмо командиру 69-й дивизии. В архивах дивизии я нашел копию этого письма. "Сейчас,-- писал Эйзенхауэр,-- в моей ставке я беседую с молодым лейтенантом из вашей дивизии, которого сопровождают трое солдат. Они подарили мне самодельный американский флаг, с которым они встретили русских на Эльбе. Я был так тронут их энтузиазмом и их общим боевым подъемом, что я тут же повысил каждого из них на одну ступеньку в воинском звании".
А еще через несколько дней на торжественной церемонии в Лейпциге командир 58-й гвардейской стрелковой дивизии генерал-майор В. Русаков вручил советские ордена Робертсону и трем его разведчикам, а также Коцебу, Крейгу и многим солдатам из их отрядов.
...Вот так все это было к западу от Эльбы.
...Лос-Анджелес разлился под холмом, как огненное море. В темном небе над аэродромом мигают бортовые огни самолетов. Мы поднимаем бокалы с калифорнийским вином в память советских и американских парней, павших в боях за общее дело.
Неожиданно в комнате звонит телефон. Доктора Робертсона спрашивают, не может ли он приехать в больницу, нужна его консультация.
– - Я завезу вас в гостиницу,-- предлагает он мне.-- Это по пути.
Он ведет машину уверенно, но осторожно. Говорит, что в последние годы стал ездить тише. Вздыхает: "Старею, видно". Я смотрю на него и сравниваю с тем молодым разведчиком, который три десятилетия назад, нарушив приказ, гнал свой "джип" все дальше и дальше на восток, полностью подчинившись охватившему его ощущению, что он поступает правильно. Конечно, время оставило свой след и на нем. Нет больше младшего лейтенанта Робертсона, есть профессор Робертсон. И все-таки что-то осталось в нем от тех лет. Что? Наверное, умение ценить дружбу и всегда стремиться к проявлению ее. И, как будто угадав мои мысли, он говорит:
– - Спроси у меня сейчас всевышний: "Уильям, какой день из своей жизни ты хотел бы пережить снова?" -- я бы ответил: "Тот, когда я обнял русского солдата на середине взорванного моста через Эльбу...".