Кто стрелял в шерифа (рассказы)

Стрельников Борис Георгиевич

Как вспоминает Крейг, это был отряд разведчиков первого гвардейского Житомирского кавалерийского корпуса, шедшего на Дрезден.

Майор Крейг повел свой отряд дальше к Эльбе по следам Коцебу. А в это время в Торгау второй лейтенант Робертсон...

Второму лейтенанту Робертсону было тогда 20 лет. В то утро, 25 апреля, он получил приказ произвести разведку дорог, идущих на восток от немецкого города Вурцен. Он взял с собой трех солдат -- Джеймса Макдональда, Пола Стаубе и Фрэнка Хаффа. За рулем "джипа" сидел сам Робертсон. К 10 часам утра они закончили разведку трех дорог. Шоссе были пустынными. Осталось проверить дорогу, ведущую к городу Торгау на реке

Эльбе. Здесь, в пяти километрах от позиций, которые занимала 69-я американская дивизия, они встретили колонну немцев. Передние размахивали белыми флагами -- шли сдаваться. Разведчики понимали: с востока на фашистов безудержно наваливались советские войска,

– - Советские войска были близко,-- вспоминает Роберт-сон,-- и мы понимали, что война близится к концу, мы были возбуждены и, наверно, поэтому увлеклись и нарушили приказ начальства не удаляться дальше чем на десять километров от основных сил дивизии. Да к тому же здесь натолкнулись на группу эсэсовцев. Эти не хотели сдаваться. Одного мы поймали, связали ему ноги, посадили на капот "джипа" и так поехали дальше. Расчет оказался правильным: боясь попасть в своего, немцы перестали стрелять.

Так с пленным эсэсовцем на капоте они и вкатили в город Торгау. И тут попали под обстрел засевших в домах немецких снайперов. Эсэсовец скатился с капота, то ли убитый, то ли раненный немецкой пулей. Уходя из под огня, "джип" на бешеной скорости колесил по пустынным улицам Торгау, Неожиданно влетели на территорию лагеря военнопленных. Охрана разбежалась.

И вдруг стрельба снайперов прекратилась. Еще не понимая, что случилось, Робертсон каким-то чутьем угадал: что-то грозное и неотвратимое наполнило души немцев ужасом и заставило их прекратить огонь. Недалеко разорвался противотанковый снаряд. "Русские!" -- услышал Робертсон возглас из толпы военнопленных. И сразу толпа зашумела.

– - Советские! Красная Армия!
– - кричали военнопленные, показывая руками на Эльбу. Многие плакали.

Из-за реки била советская артиллерия.

Сорвав с веревки сушившуюся простыню, Робертсон ударом ноги вышиб дверь аптеки и ринулся к полке с лекарствами. Зазвенели, посыпались на пол бутылки и склянки. Наконец младший лейтенант нашел то, что искал: коробки с порошками красного и синего цвета. В каких-то чашках Робертсон развел порошки и стал изображать на простыне что-то похожее на американский флаг.

– - Это было не бог весть какое произведение искусства,-- улыбаясь, вспоминает сейчас Робертсон.-- Но ведь надо было сообщить русским, что в Торгау не только немцы.

Он забрался на башню городского замка и вывесил свой "флаг". Стрельба из-за реки прекратилась. Оттуда взвилась красная ракета.

– - Я едва не заплакал от досады,-- вспоминает Роберт-сон.-- По уговору между союзниками я должен был ответить зеленой ракетой, но у меня ее не было. Ведь, отправляясь в разведку, мы не думали, что встретим передовые советские части. По нашим расчетам, они еще не должны были выйти к Эльбе.

Он начал кричать: "Америка! Россия!" Вспомнил единственное русское слово: "Товарищ!" Тот берег настороженно молчал. На том берегу не спешили принять на веру звезды и полосы, нарисованные на белой простыне. Уже были случаи, когда эсэсовцы размахивали американским флагом, а потом стреляли по нашим бойцам в упор.

Тот берег требовал доказательства. Оттуда взвилась уже не одна красная ракета, обозначающая: "Я советский". А у Робертсона не было с собой зеленых ракет, чтобы ответить; "Я американец".

Волнуясь,

Робертсон перешел на немецкий язык. Тот берег ответил огнем.

– - Я в изнеможении опустился на пол,-- рассказывает Робертсон,--тоска сдавила мое сердце. Так все нелепо получилось! Вдруг на лестнице внизу я услышал русскую речь. Оказывается, мои солдаты разыскали в лагере военнопленных русского солдата. Через минуту он уже стоял рядом со мной и что-то кричал своим.

На том берегу ему поверили. Из-за леса появились советские солдаты. Они бежали к мосту, накануне взорванному немцами. Скрюченные взрывом пролеты висели над самой водой. Не помня себя от радости, Робертсон тоже побежал к мосту.

– - Этот снимок нигде не публиковался,-- говорит Роберт-сон, протягивая мне фотографию.-- Его сделал с башни замка один из моих разведчиков.

На снимке река. Лес на том берегу. Исковерканные фермы моста. С восточного берега на западный плывут на лодках, на плотах, на досках советские воины 58-й гвардейской дивизии. А на самой середине моста -- две человеческие фигуры: американского младшего лейтенанта и советского солдата, имени которого, увы, Робертсон не помнит.

– - В тот момент мы не думали, что творим историю,-- вспоминает Робертсон,-- не говорили возвышенных слов. Мы просто протянули друг другу руки, обнялись, похлопали друг друга по спине. Радость была необыкновенная. Потом уже я узнал, что в это же самое время километрах в шестидесяти южнее Торгау с наступающими советскими войсками встретился американский патруль, которым командовал лейтенант Коцебу из Техаса.

Вот так оно было. Так оно запомнилось Уильяму Робертсону. Произошло это, как ему помнится, около половины четвертого дня. А в 9 часов вечера американские разведчики и четыре представителя Советской Армии: майор Ларионов, капитан Неда, лейтенант Сильвашко, сержант Андреев -- были уже в расположении 273-го американского полка.

Оказывается, разведчиков уже считали пропавшими без вести. Робертсон признался полковому начальству в нарушении приказа и тут же угодил под арест. Дисциплина есть дисциплина. Правда, в опале он был не больше двух часов: из штаба армии лично ему передали поздравление от генерала Ходжеса. Уже доложили выше, вплоть до генерала Эйзенхауэра. Примчались представители прессы. Здесь и был сделан снимок, обошедший потом всю прессу антифашистской коалиции. Обнявшись, стоят два боевых друга -- лейтенант Александр Сильвашко и лейтенант Уильям Робертсон. Американец в стальной каске, обвитой маскировочной сеткой, в видавшем виды комбинезоне, небритый. Наш -- в полевой гимнастерке, медаль "За отвагу" на груди. Оба сильные, красивые. Обоим по двадцать лет.

– - Жив ли он?
– - спрашивает Робертсон о Сильвашко.-- Для нас, американцев, война в Европе тогда практически окончилась. А он, наверное, брал еще штурмом Берлин, освобождал Прагу.

Робертсон листает свой старый офицерский блокнот. На пожелтевших страницах автографы наших офицеров: генерал-майор Русаков... Майор Рогов... Полковник Гребенников... Майор Годовиков... Лейтенант Иванов.

– - Напишите, что я их всех помню,-- говорит мне Роберт-сон.-- Такое не забывается.

Узкая горная дорога привела меня в маленький поселок с единственной улицей, расположенной в отрогах Аппалачей. Здесь живет фермер и автомеханик Фрэнк Хафф, бывший разведчик из группы второго лейтенанта Робертсона, кавалер советского боевого ордена Славы. В его доме на видном месте висит в рамке огромная, увеличенная в несколько раз фотография: он, молодой, счастливый, пожимает руку советскому солдату. Стоят они на берегу Эльбы.