Кто такая Айн Рэнд?

Вильгоцкий Антон Викторович

Сценарий «Красная пешка» вобрал в себя многие из тем и забот, волновавших Рэнд в тот период времени, а его центральной темой стало зло, которое несут в себе диктатура и тоталитаризм. Действие этой истории разворачивается на отдаленном тюремном острове в Сибири, в начале 1920-х. Туда прибывает на лодке стройная, прекрасная и надменная американка по имени Джоан, которая является тайной женой самого дерзкого из местных заключенных – русского инженера Михаила Волконцева, который был арестован за то, что проявил себя слишком способным, управляя советской фабрикой. Надеясь помочь своему мужу освободиться, Джоан отправилась на остров после того, как прочитала объявление, которое разместил в газете комендант тюрьмы Кареев, желающий найти себе жену, чтобы скрасить одиночество и скуку. Джоан старается изо всех сил, чтобы соблазнить коменданта – и он страстно влюбляется в нее, захваченный подсказанной ею идеей о том, что каждый человек – включая его самого, Кареева – имеет право наслаждаться радостями жизни. Когда он узнает, что на самом деле эта женщина является женой заключенного, Рэнд вводит в повествование психологическую интригу. Ни гордый коммунист, ни бунтарь-супруг не могут быть уверены, кого из двоих в действительности любит Джоан – до тех пор, пока в последней сцене она не предает одного из них.

В конце концов удача повернулась к Рэнд лицом. До экрана «Красная пешка» так и не добралась, но к сценарию проявили интерес несколько знаменитостей, что вызвало шквал публикаций в прессе. «Русская девушка поймала удачу за хвост в Голливуде», – гласил заголовок в Chicago Daily News. И это действительно было так. Работа сценариста была гораздо более прибыльной, чем прозябание в костюмерном отделе – и к концу года Рэнд была достаточно обеспеченной, чтобы оставить работу и посвятить писательству все свое время. Следующие два года стали для нее очень продуктивными. В 1933 она написала пьесу «Ночью 16-го января», а в следующем году завершила работу над своим первым романом «Мы – живые». В 1933 она также узнала от кузины, что ее бывший возлюбленный, Лев Беккерман, женился, потом развелся и женился снова – оба раза на непривлекательных, неряшливых, приземленных женщинах. Рэнд была шокирована этим, как она вспоминала в 1960: «Вся эта история со Львом до сих пор остается незаконченной в моем сознании. Моим единственным объяснением его выбора партнерш может быть то, что я написала о Лео в книге «Мы – живые». С его стороны это было намеренное саморазрушение, он осознанно обрек сам себя на эту посредственность, поскольку понимал, что высокие идеалы, к которым он стремился, были невозможны там, в жестоком мире коммунистических репрессий».

В мае 1937, в разгар сталинского террора, Беккерман был приговорен к смерти и казнен по обвинению в планировании теракта на ленинградском заводе, где он работал. Рэнд так никогда не узнала о его смерти, но нетрудно представить, что ее персонаж Лео Коваленский мог закончить свою жизнь точно так же – если бы только Кира осталась в живых, чтобы узнать об этом.

Глава 6

В Нью-Йорк, в Нью-Йорк…

Начав писать всерьез, Рэнд не стеснялась, тем не менее, заимствовать некоторые элементы у других авторов. Копирование сюжетов друг друга было и остается одной из голливудских традиций: вскоре после того, как какая-нибудь киностудия выпускала популярную картину, другая могла запустить в производство похожую историю. Подобным образом Рэнд загорелась идеей написать пьесу, действие которой разворачивается в зале суда, после того, как посмотрела фильм «Процесс Мэри Дуган». Когда ее пьеса «Ночью 16-го января» была впервые поставлена в 1934 году, Los Angeles Times отмечала, что два этих произведения имеют практически один и тот же сюжет.

Конечно, авторы «Мэри Дуган» не ставили перед собой задачу продвигать в зрительские массы концепцию индивидуализма – зато такая цель имелась у Айн Рэнд. Пьеса «Ночью 16-го января» стала ее первым удачным синтезом развлечения и пропаганды. Она стремилась не только развлечь свою аудиторию, но также распространить идеи индивидуализма. Как и «Маленькая улица», пьеса окрашена в ницшеанские тона. Кроме того, Рэнд все еще считала преступление идеальной метафорой для выражений идей индивидуализма – и результат может показаться сомнительным. Переведенная ею на язык художественной литературы ницшеанская переоценка ценностей превратила преступников в героев, а изнасилование – в любовь. Рэнд хотела, чтобы ее герой, Бьорн Фолкнер, стал воплощением героического индивидуализма, но в пьесе мы видим в первую очередь недобросовестного бизнесмена, любящего грубые сексуальные игры. Он насилует свою секретаршу, Карен Андре, в первый же ее день на работе. Это приводит к тому, что Андре влюбляется в босса и охотно становится его любовницей – а в конечном итоге и бизнес-партнершей. Когда Фолкнер умирает при загадочных обстоятельствах, на Карен падает основное подозрение. Она предстает перед судом по обвинению в убийстве Фолкнера, а действие пьесы полностью происходит в зале судебных заседаний. Несмотря на то, что центральной темой произведения являются жизнь и смерть Бьорна Фолкнера, самого этого героя зритель так и не увидит. Все начинается уже после убийства Фолкнера, и о том, каким он был, мы узнаем со слов других персонажей.

Рэнд написала пьесу в течение нескольких месяцев, надеясь заработать денег, как это удалось автору «Процесса Мэри Дуган» Байярду Вейлеру – но для первого драматургического опыта успех был просто феноменален. Премьера спектакля состоялась в октябре 1934 под названием «Женщина под судом», в театре Hollywood Playhouse. Главную роль исполняла звезда немого кино Барбара Бедфорд. Среди зрителей премьерного показа присутствовали уважаемые критики и титулованные кинозвезды, в том числе – кумир Айн Рэнд Пола Негри, режиссер и продюсер Фрэнк Капра, один из основателей киностудии Paramount Джесси Ласки, актрисы Мэри Пикфорд, Глория Свенсон и Марлен Дитрих. Также там присутствовали трое членов русской аристократической диаспоры и друг Рэнд Иван Лебедев – переквалифицировавшийся в актеры бывший белый офицер.

Что по-настоящему сделало «Ночью 16-го января» известным произведением, так это специальный трюк, введенный к вящему удовольствию зрителей: на каждом показе из них набиралось жюри присяжных, которые должны были вынести вердикт. Рэнд построила пьесу таким образом, чтобы в ней присутствовало приблизительно равное количество доказательств, указывающих на двух разных персонажей – и написала две концовки, каждая из которых должна была быть исполнена в зависимости от того, каким будет вердикт зрительского жюри.

Эта неординарная находка привлекла внимание опытного продюсера Эла Вудса, который захотел осуществить постановку «Ночи» на Бродвее. Это был бы большой прорыв, к которому и стремилась Рэнд – но все же она опасалась связываться с Вудсом, боясь, что он перекроит пьесу по своему, и в ней не останется места для заложенных автором философских идей. Поэтому она отклонила предложение продюсера, несмотря на всю его заманчивость.

Это был очень нахальный жест, который только подстегнул интерес Вудса к ее произведению. После того, как постановка с успехом прошла в голливудском театре, нью-йоркский делец предпринял еще одну попытку Он согласился на условия автора, выговорив для себя право лишь на небольшие изменения. Вудс также попросил, чтобы она переехала в Нью-Йорк – помочь в производстве постановки. Рэнд охотно согласилась. Она была более чем счастлива перебраться в Нью-Йорк, поскольку Голливуд разочаровал ее и не смог стать ей настоящим домом. Даже былое восхищение фигурой Сесила Б. ДеМилля сошло на нет – теперь она пренебрежительно говорила о нем, как о конъюнктурщике, одержимом жаждой наживы. В Калифорнии О’Конноров ничто особо не держало, поскольку актерская карьера Фрэнка шла ни шатко ни валко, и в конечном итоге он решил ее прекратить. В ноябре 1934 года они собрали самое необходимое и отправились в Нью-Йорк.

Из Нью-Йорка она отправила экземпляр «Ночью 16-го января» своей семье в Ленинград. Анна Борисовна перевела пьесу на русский, чтобы Зиновий и прочие члены семьи, которые не говорили по-английски, тоже смогли познакомиться с творчеством Айн. Отец написал ей в ответ, что он пребывает в полном восторге от ее достижений. Он сравнил красоту и лаконичность ее языка с манерой Шекспира. Нора прислала сестре рисунок, изображавший театральную афишу с подсвеченным софитами именем «Айн Рэнд» на ней. Мать же предупредила ее о том, что уже в ближайшее время она может оказаться в окружении ревнивых конкурентов, которые будут возмущены ее умом, оригинальностью и талантом. Не имеет значения, будет ли пьеса иметь большой успех в Нью-Йорке – писала Анна. Что действительно важно – так это продолжать верить в свой талант. Слабые люди легко сдаются и, сломленные отчаянием, опускают голову – увещевала она, но «сильные, окрепшие в бою, становятся сильнее в десять раз». Мы не можем сказать наверняка, есть ли в том доля влияния ее матери – но нельзя поспорить с тем фактом, что Рэнд обладала железной волей, была преисполнена оптимизма и никогда не теряла веры в то, что сможет добиться успеха.

В Нью-Йорке, как и ранее в Голливуде, Айн и Фрэнк нечасто выходили в свет. Рэнд терпеть не могла богемные тусовки и на тех немногих вечеринках, которые, все-таки посещала, она, как правило, сидела в стороне, ни с кем не разговаривая. Она оживлялась только в те моменты, когда разговор смещался в плоскость, где ей было что сказать. При любом упоминании религии, морали или этики она превращалась из безмолвного предмета интерьера в разъяренную тигрицу, готовую принять любой вызов. Немногие могли понять и принять ее манеру общения. Но Нику Картеру, который любил интеллектуальные дискуссии, нравилось проводить время в компании Рэнд. В число немногочисленных друзей, которые захаживали к О’Коннорам, входили также Альберт Маннхаймер – молодой социалист, с которым Рэнд любила поспорить – и несколько русских, с которыми Айн познакомилась, благодаря связям своей семьи. Частой гостьей в их доме была и племянница Фрэнка, Мими Саттон. Но Рэнд, по большому счету, вполне хватало общения с этими немногими друзьями. После переезда в Нью-Йорк они с Фрэнком сблизились еще сильнее. Несмотря на то, что он никогда не претендовал на то, чтобы считаться интеллектуалом, О’Коннор развил в себе талант лаконичного остроумия, которое Айн находила очень забавным. Наедине с Фрэнком она, обычно серьезная и сконцентрированная на своей профессиональной деятельности, могла позволить себе расслабиться и даже подурачиться. В Нью-Йорке О’Конноры завели длинношерстную персидскую кошку, которую назвали Тарталья.

Пара прибыла в город в первые дни декабря. Практически незамедлительно началась подготовка к бродвейской премьере «Ночью 16-го января». Вудс хотел открыть показы уже в начале января следующего года, и, покуда она шлифовала и купировала сцены, он рассказывал ей о своих производственных планах, сложность и масштаб которых никогда, по его словам, не могли бы быть реализованы в Голливуде. Это очень воодушевило Рэнд. «С этим продюсером потрясающе легко работать, – писала она своему бывшему голливудскому агенту Мэри Инлус. – Он просит лишь о совершенно незначительных изменениях». Она также быстро нашла общий язык со своим новым театральным агентом Сидни Сатенштайном, который произвел на нее очень благоприятное впечатление как талантливый бизнесмен.