Кто-то вроде тебя
Шрифт:
– Она одумается.
– Мне кажется, то же самое она говорит обо мне, - мы остановились на парковке у магазина. Туда-сюда сновали субботние покупатели. – Рано или поздно одной из нас придется сдаться.
Чуть позже в тот же день, после того, как через мою кассу прошли примерно сотня кричащих детей, галлоны молока, тонны бананов и литры диетической колы, я подняла взгляд и увидела маму. Она стояла в моей очереди, листая журнал «Хорошая домохозяйка» и держа под мышкой бутылку вина. Увидев меня, она помахала мне, широко улыбаясь. Мама все еще
– Привет, - весело сказала она, подходя ко мне и опуская передо мной бутылку.
– Привет, - я просканировала штрих-код и нажала на «Ввод».
– Во сколько заканчиваешь?
– В шесть, - за моей спиной Скарлетт спорила с покупателем по поводу цены на виноград. – Семь пятьдесят девять.
– Тогда давай пойдем куда-нибудь поужинать, - мама протянула мне десятку. – Я плачу.
– Не знаю. Я, правда, устала.
– Мне нужно с тобой поговорить, - сказала она. Моя очередь все еще была длинной, люди двигались медленно. Как и у меня, у них не было времени на маневры моей матери. – Я заберу тебя.
– Но, мама, - начала я, но она уже взяла бутылку и сдачу и направилась к двери, - я не…
– Увидимся в шесть, - крикнула она весело, оставляя меня лицом к лицу с мужчиной, покупавшим две упаковки крекеров и бутылку «Старой Англии». В последнее время она так и делала – появлялась из ниоткуда, ставила меня перед фактами, а затем исчезала, не давая возможности на размышления.
Мама забрала меня в шесть, встретив у входа. Когда я села в машину, она улыбнулась счастливой улыбкой, которую я уже давно не замечала на ее лице, и я почувствовала сожаление – не слишком-то хорошо я вела себя с ней сегодня днем!
Мы приехали в маленький итальянский ресторанчик, находившийся неподалеку от нашего дома. После половины пиццы пепперони и короткого диалога о работе и школе мама перегнулась через стол и сказала:
– Я хотела поговорить с тобой о Мэйконе.
Она произнесла это так, словно знала его, и они были хорошими друзьями.
– О Мэйконе?
– Да, - она сделала глоток своего напитка. – Честно тебе скажу, Галлея, я не очень рада этим вашим отношениями.
Ага. Конечно, ты же ничего и не знаешь. Но вслух этого я не сказала, понимая, что настоящего диалога сейчас не будет. Она даже моего мнения не спросит. Я слишком хорошо знала маму – ее выражения лица, тембры голоса, и легко могла перевести и понять то, что она, как ей казалось, скрывает.
– Сейчас, - начала она, и я поняла, что она тщательно подбирает каждое слово, возможно, припоминая собственные советы из книг, - с тех пор, как ты с ним общаешься, мы стали ловить тебя на пропусках школы, лжи и опозданиях. Твое отношение ко всему стало совершенно иным, Галлея. Я буквально не узнаю тебя!
Я ничего не ответила, молча посмотрев на пиццу. Аппетит пропал. Мама продолжала:
– Даже твой приход домой стал другим, - ее голос стал громче. Неправильное она выбрала место для этого разговора. – От тебя пахнет сигаретами, ты не слушаешь, что мы говорим, ты рассеянная. И ты больше не рассказываешь нам о делах в школе, ты словно отдаляешься
Отдаляюсь. Если бы она только знала, что я не «отдаляюсь» -
– И все это – тревожные сигналы, - говорила она. – Я сама говорю об этом родителям.
– Я ничего не сделала, - возразила я, наконец. – Я опоздала всего лишь на двадцать минут, мама!
– Это не оправдание, и ты прекрасно это понимаешь, - она замолкла, когда к нам подошел официант с тарелкой хлеба, затем заговорила вновь. – Он тебе не подходит.
Как будто он был едой. Не апельсином или зеленым перцем, а большим «Сникерсом», который никак не подходит для правильного питания.
– Ты даже не знаешь его.
– Но ведь ты отказываешься говорить о нем! – воскликнула она, взмахнув салфеткой. – Я бесконечное множество раз давала тебе возможность доказать, что я неправа. Я пыталась начать диалог…
– Я не хочу диалога, - возразила я. – Ты уже составила свое мнение: ты ненавидишь его! А он в этом не виноват.
– Мне известно вот что, - она наклонилась ко мне, - он гоняет, как маньяк. Он не из Лейквью. И ты сделаешь все ради него, даже если тебе придется лгать мне и своему отцу. Чего я не знаю, так это того, насколько далеко у вас все зашло, употребляете ли вы наркотики или бог знает, что еще.
– Наркотики? – повторила я и рассмеялась. – Боже мой, ты всегда думаешь, что везде все связано с наркотиками!
Мама не улыбнулась.
– Твой отец и я, - тихо произнесла она, - обсудили все это. И мы решили, что ты больше не будешь видеться с ним.
– Что? – переспросила я. – Вы не можете, - в животе появилось неприятное чувство. – Вы не можете решать за меня!
– Галлея, твое поведение просто не оставляло нам выбора, - мама выпрямилась на стуле, скрестив руки на груди.
Все шло не так, как ей хотелось, это я сразу поняла. Мы были не в ее офисе, а я не была ее пациенткой, так что она не могла просто так диктовать мне, что делать. Но я знала, чего она ждет. Что я приму ее «советы», как большое одолжение.
– Галлея, я не думаю, что ты понимаешь, как легко совершить ошибку, за которую придется долго расплачиваться. Всего один неверный выбор, и…
– Ты снова говоришь о Скарлетт, - перебила я, покачав головой. Я устала от этого, устала от ссор и бесконечных попыток защититься от той, кто, вроде как, должны бы быть самым понимающим человеком на свете.
– Нет, - возразила мама, - я говорю о тебе и о том, что ты попала под дурное влияние. И о твоем риске совершить что-то, к чему ты окажешься не готова. Ты ведь не знаешь, во что впутался этот Мэйкон.
Меня разозлило, как она произносит его имя. И вообще, с чего она взяла, что он во что-то «впутался»?!
– Есть множество опасностей, а ты так неопытна. И ты очень похожа на меня, Галлея. Ты тоже склонна видеть людей в лучшем свете, чем следовало бы.
Я сидела, глядя на маму, на выражение ее лица, когда она говорила это, и внутри меня поднимался гнев. Она говорила обо мне так, словно я была паззлом, который она собирала, и всегда знала, где должен находиться любой из фрагментов. Если она не могла привязать меня к себе, она пыталась сделать так, чтобы я всегда была на расстоянии вытянутой руки.