Кто-то вроде тебя
Шрифт:
– Это плохо, - сказала я. – Насчет тебя и Мака.
– Да, - ее дыхание вырывалось в небольшими облачками пара. – Мэйкон был таким вежливым, он понимает все об этом. Тебе повезло быть с ним.
Я наблюдала за ней, забыв на мгновение о том, что собиралась быть дружелюбно-холодной. Я пыталась прочитать то, что написано в ее глазах, то, что она пыталась скрыть за своими словами. Что же там произошло у Ретты, в месте, о котором я никогда раньше не слышала? Элизабет Гандерсон, естественно, никогда не была наказана, ее жизнь не контролировалась ее матерью.
– Элизабет! – мы обе оглянулись и увидели высокого мужчину, стоящего рядом с БМВ с елкой наперевес. Мотор машины уже был заведен. – Милая, поехали. Эми, иди сюда.
– Ладно, - она снова посмотрела на меня, когда Эми понеслась к машине, - думаю, увидимся завтра в классе, верно?
– Да.
Она помахала, словно мы были подругами, и отец открыл дверь машины для нее. Когда они отъезжали, свет фар не секунду ослепил меня, и я не знала наверняка, смотрит ли она на меня.
– Мы нашли! – услышала я веселый голос мамы. – Она просто совершенна, и это замечательно, потому что твой отец уже начал терять терпение.
– Ну и хорошо, - отозвалась я.
– Это была твоя подружка из школы? – поинтересовалась мама, глядя вслед машине Элизабет.
– Нет, - пробормотала я. Рождественское Бормотание.
– А я знаю ее?
– Нет, - громче сказала я. Она считает, что знает всех вокруг. – Я ее ненавижу
Мама отступила на шаг, глядя в мое лицо. Понятно, она пыталась прочитать мои мысли, как заправский психотерапевт.
– Ненавидишь, - повторила она. – Почему же?
– Просто так, - теперь я уже жалела, что вообще заговорила об этом.
– Ладно, вот это чертово дерево, - к нам подошел папа с елкой на плече. Его голос, знакомый многим по радио, заставлял людей оборачиваться. Я отскочила в сторону, чтобы не быть наколотой на иголки.
– Самое лучшее из всех, как полагает наша мама, - он отвесил шутливый поклон в ее сторону.
– Поехали домой, - предложила мама, все еще наблюдая за мной сквозь еловые ветви. Можно подумать, она никогда раньше не слышала, чтобы я ненавидела кого-то. – Уже поздно.
– Согласен. Если нам повезет, мы сможем разместить ее в багажнике и на заднем сиденье.
Они стали ходить вокруг машины с елкой, а я забралась внутрь, захлопнув дверь сильнее, чем следовало бы. Ненавидела я Элизабет Гандерсон , сам факт того, что бог дал мне девственность, которую следовало потерять, или Рождество – оставалось загадкой. В сентябре я сказала Скарлетт, что Мэйкону подойдет кто-нибудь вроде Элизабет, и, возможно, я была права. Я была не готова думать о другом: о том, например, что не только я некрасиво поступала с Мэйконом, но и он со мной. Может, другая девчонка не мучалась бы этими сомнениями, но для кого-то вроде меня это было нелегко.
На следующий день, когда я, предположительно, была на работе, а на самом деле мы с Мэйконом сидели у него дома, и его рука ползала по позволенной территории, я схватила ее и спросила:
– Кто такая Ретта?
Он поднял на меня взгляд.
– Кто?
– Ретта.
–
– Просто хочу знать.
Он громко и драматично вздохнул, затем откатился в сторону.
– Просто моя подруга, - объяснил он. – Живет в Кавердейле.
– Ты часто там бываешь, да? – я знала, что мои вопросы звучат жалко и ревниво, но другого пути узнать то, что меня интересовало, не было. В конце концов, я собиралась отдать ему кое-что ценное для меня, и хотела быть уверена.
– Иногда, - он рассеянно пощекотал мой бок. Для него, очевидно, все это не было большим делом. – Откуда ты узнала о ней?
– Элизабет Гандерсон, - коротко сказала я, наблюдая за выражением его лица.
– Да, она тоже у нее иногда бывает, - легко согласился Мэйкон. – Они с Реттой подруги, ну или что-то вроде того.
– Правда?
– Ага, - я все еще наблюдала за ним, и он уставился на меня в ответ. – Что, Галлея? В чем проблема?
– Ни в чем, - покачала я головой. – Просто подумала, странно, что ты никогда не говорил об этом. Элизабет сказала, вы часто там бываете.
– Элизабет ничего не знает.
– А ведет себя так, будто знает.
– И что? Это моя вина теперь? – он начал сердиться. – Господи, Галлея, это ерунда! Почему это вдруг стало так важно?
– Это не важно. Но просто я большую часть времени понятия не имею, где ты и с кем, а потом вдруг узнаю от Элизабет Гандерсон, что ты часто тусуешься с ней неизвестно где!
– Не с ней. Я просто оказался с ней в одном месте пару раз, и я как-то не привык отчитываться во всем перед окружающими. Я не могу говорить, что буду делать в следующую секунду, потому что сам еще не знаю, - он тряхнул головой. – Такой уж я есть.
В самом начале, когда уроки физкультуры стали самым важным временем всего школьного дня, всё было совершенно иначе. Даже два месяца назад, когда я каталась с ним по городу и слушала радио под ярким голубым небом, сидя у озера, между нами не было этого неловкого молчания. Мы могли говорить немного, но тогда тишина не давила на меня так, как сейчас. Раньше с ним мне было уютно и спокойно, сейчас же общение с Мэйконом стало напоминать общение с мамой.
– Слушай, - сказал он, беря меня за руку и притягивая к себе, - тебе просто нужно мне доверять.
– Знаю, - откликнулась я, и было так легко поверить ему, когда мы лежали в его комнате на кровати, и он целовал мою макушку, а наши ступни шутливо боролись. Это было хорошо, по-настоящему хорошо, так, может, мне пора на самом деле довериться ему? Многие люди делают это, и многие ни о чем не жалеют! Я почувствовала, что близка к тому, чтобы сказать, что люблю его, но сдержалась. Пусть он скажет это первым. Мне снова вспомнился этот дурацкий «Фельетон», которым я «заклинала» Мэйкона подойти ко мне и пригласить на свидание. Фельетон, фельетон - вот он целует меня. Фельетон, фельетон - я целую его в ответ, закрыв глаза. Его кожа такая мягкая и теплая… Фельетон, фельетон – его рука прижимается к моей талии. Я люблю тебя. Я люблю тебя.