Кто убил Паломино Молеро?
Шрифт:
– Это высшее отличие, Литума, я покуда никого еще им не удостаивал, – бормотал лейтенант, не отнимая глаз от бинокля. – Увидишь толстуху во всей красе. Увидишь все ее тайные прелести. Приготовься к этому зрелищу, Литума, а не то ослепнешь. Это мой тебе подарок ко дню рождения, это все равно что производство в чин. Бога тебе надо молить за такого начальника, как я. Повезло тебе, дураку.
Лейтенант болтал как попугай, но Литума слушал его вполуха, обращая на крабов больше внимания, чем на шутки и на появление доньи Адрианы. Скала оправдывала свое название: крабы тут водились сотнями, а может, тысячами. Литума, позабыв про все, смотрел, как появляются
– Пригнись, пригнись пониже, – вполголоса приказал лейтенант. – Ага! Она начала раздеваться!
Тут Литума заметил, что скала сплошь изъедена крабами, прогрызшими в ней бесчисленные пересекающиеся галереи. А вдруг рухнет? Тогда ему и лейтенанту предстоит падение в эти темные, душные песчаные глубины, где копошатся, шевеля цепкими клешнями, полчища этих тварей. Их ждет верная и притом мучительная смерть. Литума пощупал под собой. Ничего, прочно.
– Да дайте же и мне взглянуть, – пробурчал он. – Позвали глядеть, а смотрите один.
– Мне положено, я – начальство, – ухмыльнулся лейтенант, но все же протянул ему бинокль. – Смотри, только недолго. Тебе еще рано: скажут, что я тебя развращаю.
Литума настроил бинокль по глазам и увидел внизу донью Адриану. Она безмятежно стягивала с себя платье. Может, она знает, что за ней подглядывают? Может, она нарочно дразнит лейтенанта? Да нет, движения ее были так ленивы, так небрежны, что было ясно – она считает себя недосягаемой для посторонних взглядов. Сложив платье, донья Адриана стала на цыпочки – положить его на выступ скалы, куда не долетали брызги. Как и говорил лейтенант, хозяйка носила короткую розовую нижнюю юбку, и взгляду Литумы предстали бедра, могучие, как лавровые комли, и открытые едва не до сосков груди.
– Кто бы подумал, что она так хорошо сохранилась, – удивился он.
– Довольно, оставь и мне, – сказал лейтенант и отобрал у него бинокль.
– Самое интересное начнется, когда она зайдет в воду. Юбочка намокнет и станет прозрачной, и зрелище это не для рядовых, Литума. Это только от лейтенанта и выше.
Литума засмеялся – из вежливости, а не потому, что счел шутку начальства удачной. Ему было как-то не по себе, он маялся, неизвестно почему. Может, это Паломино Молеро виноват? Может быть. С тех пор как он увидел его обезображенный труп, уже ни на минуту не мог позабыть это распятое, обожженное, проткнутое острым суком тело. Раньше он еще надеялся, что, когда они выяснят, кто и за что расправился с пареньком, он сумеет выбросить страшную картину из головы. Как бы не так: тайна более или менее проясняется, а Паломино день и ночь стоит перед глазами. «Испоганил ты мне жизнь, заморыш чертов», – подумал он. В эту же субботу, когда получит жалованье, отпросится у лейтенанта и смотается в Пиуру. Там разыщет «непобедимых», угостит их в заведеньице Чунги, а кончат вечер в «Зеленом доме», у «курочек». Такая встряска пойдет ему на пользу.
– Донья Адриана принадлежит к высшей женской расе, – прошептал лейтенант. – Представительницы ее трусиков не носят. Гляди, Литума, примечай, какими преимуществами обладают женщины, которые идут по жизни без штанов.
Он сунул ему бинокль, но Литума, как ни напрягал глаза, ничего особенного не увидел. Донья Адриана шумно плескалась в заводи, колотила руками по воде, брызги и пена летели во все стороны, и, хотя юбка ее в самом деле стала прозрачной, разглядеть мало что удалось.
– Мне бы ваши глаза, господин лейтенант, а еще бы лучше – вашу фантазию, – возвращая бинокль, сказал он. – Честно признаюсь, кроме пены, ничего стоящего внимания не обнаружил.
– Ну и черт с тобой, – лейтенант снова приник к окулярам. – А я вот вижу все. Сверху вниз и снизу вверх вся красота как на ладони. А-а, нет ли в нашей толстухе африканской крови – ишь как завились! Если желаешь знать, сколько их, – спроси меня, я тебе скажу. Донья Адриана ничего не смогла от меня утаить.
– Ну и долго еще?.. – раздался вдруг у них за спиной девичий голос.
Литума осел на землю, а потом так резко повернулся, что чуть не вывихнул себе шею. Он понял, что первая его мысль была ошибочна, но ему продолжало казаться, что это говорит не женщина, а краб.
– Ну и долго еще намерены вы похабничать? – повторила девушка. Сжатыми кулачками она упиралась в бедра и позой своей напоминала тореро, ожидающего быка. – Долго ли собираетесь болтать всякие гадости? Еще не исчерпали весь свой запас? Я давно наблюдаю за вашим свинством. Какая мерзость!
Лейтенант Сильва подобрал бинокль, выпавший у него из рук, когда вдруг прозвучал ее голос. Литума, продолжавший сидеть на земле, видел, что его начальник не вполне еще оправился от изумления и отряхивает брюки, стараясь выиграть время. Потом с поклоном заговорил:
– Опасные шутки, сеньорита! Разве можно так незаметно подкрадываться? Мы ведь при исполнении служебных обязанностей. А если бы я от неожиданности выстрелил в вас?
– Служебных обязанностей? – саркастически рассмеялась девушка. – С каких это пор полицейских обязали подглядывать за купальщицами?
Только в эту минуту Литума узнал дочку полковника Миндро, Алисию. Да, это была она. Сердце у него заколотилось. Снизу доносился крик разъяренной доньи Адрианы. Она их засекла. Литума, как во сне, видел: согнувшись и прикрываясь, она выскочила на берег, бросилась к своему платью, грозя им кулаком.
– Хорошо вы охраняете порядок, – продолжала девушка. – Хорошо, нечего сказать! Какое свинство! Вполне оправдываете свою репутацию. Вы, пожалуй, еще хуже, чем про вас говорят.
– Сеньорита, с этой скалы мы наблюдали за баркасами контрабандистов, которые пытаются уйти в Эквадор, – ответил лейтенант, и слова его прозвучали так убедительно, что Литума воззрился на него с восхищением. – Вам это позволительно не знать, а кроме того, из ваших уст любое оскорбление – награда. Продолжайте, прошу вас.
Краем глаза Литума видел, что донья Адриана, кое-как натянув на себя платье, удаляется по направлению к Пунта-Арене. Идет скорым шагом, энергично раскачивая бедрами и гневно размахивая руками. Без сомнения, кроет их с лейтенантом последними словами. А девушка, разглядывая обоих, вдруг замолчала, точно возмущение ее внезапно испарилось. С ног до головы она была в пыли. Нельзя было понять даже, какого цвета ее блузка и брючки – и то, и другое, и мокасины, и ленточка в стриженых волосах приобрели желтовато-серый оттенок окрестных пустырей. Литуме показалось, что она стала еще тоньше, чем в тот день, когда он видел ее в кабинете полковника, – хрупкая, с едва заметной грудью, узкобедрая. Доска – пренебрежительно называл таких женщин его начальник. Вздернутый, брезгливо принюхивающийся носик придавал лицу особенно надменное выражение. Их с лейтенантом она тоже словно обнюхала и явно осталась недовольна. Сколько ей лет? Шестнадцать? Восемнадцать?