Кто убийца, миссис Норидж?
Шрифт:
Когда служанка вернулась, Фрэнк и Юджиния кинулись к находке с такой жадностью в глазах, будто за шелковой лентой на шляпе могла прятаться сама Глория. Миссис Норидж, к их удивлению, не проявила такого интереса. Она склонилась над столом и разглядывала какие-то пятна.
– Скажите, Милдред… – позвала она, – чем занималась леди Кэдиш здесь в последнее время?
– Да как всегда, миссис Норидж, ела и писала.
– И все?
– Н-нет…
Казалось, служанка почувствовала себя неловко. Уловив в ее голосе напряжение, Юджиния оторвалась от созерцания шляпки.
– Милдред! Что ты скрыла
От ее голоса, резкого, точно звук пистолетного выстрела, большая неуклюжая женщина даже попятилась назад.
– Я вам честно служу, миссис Бенсон, – в страхе пробормотала она. – Могу ошибиться, конечно. Но так, чтобы нарочно что-то плохое сделать, такого никогда не было.
– Отвечай! – потребовала Юджиния, не сводя с нее голубых глаз.
От волнения та начала заикаться.
– Я, миссис Б-бенсон, лоскутки ей п-п-принесла. И к-к-клею.
– Лоскутки и клей? – Юджиния нахмурилась. – Зачем они ей понадобились?
Поняв, что ругать ее не будут, служанка немного успокоилась.
– Она собиралась делать что-то вроде картин, мэм. Из лоскутков. Я решила, что вреда от этого не будет, даже обрадовалась, что она отвлечется от этих своих писем. Простите, что не посоветовалась с вами, миссис Бенсон.
Фрэнк фыркнул:
– Пусть после этого кто-нибудь скажет мне, что она не помешанная! Картины из тряпок? Надо же додуматься!
Миссис Норидж закончила изучение столешницы и перешла к подоконнику. Она буквально обнюхала его, затем провела пальцем по нижней перекладине решетки…
И вдруг застыла.
«…оба они совершенно уверены, что вы никогда не приедете за миссис Кэдиш. Мне крайне неприятно упоминать об этом, но нет никаких сомнений, что основная часть средств, ежемесячно выделяемых вами на обеспечение миссис Кэдиш, расходуется на личные нужды мистера и миссис Бенсон.
Мистер Кэдиш, я не сомневаюсь, что интересы Ост-Индской компании требуют вашего присутствия в Азии. Но если у вас есть хоть малейшая возможность навестить вашу мать и своими глазами убедиться в ее плачевном положении, заклинаю вас, сделайте это. Приезжайте, пока не стало поздно…»
– Что это вы там разглядели? – окликнул Фрэнк, наблюдавший за гувернанткой.
– Вы можете сами взглянуть, мистер Бенсон.
Фрэнк подошел к окну. Ему пришлось очень внимательно приглядеться, чтобы заметить снаружи на решетке несколько светлых ниток. Они держались крепко, как будто их приклеили.
– Что это такое?
Миссис Норидж развела руками.
Он подозрительно взглянул на нее и снова вернулся к решетке. Но сколько Фрэнк ни разглядывал светлые ниточки, бьющиеся на ветру, ясности они не прибавляли.
– Ладно, – в конце концов мрачно сказал он, – как ни крути, клеем железную решетку не растворить.
– Вы совершенно правы, сэр.
И снова ему показалось, что за ее вежливостью таится издевка. Более того, мистера Бенсона грызло смутное подозрение, что, в отличие от него, гувернантка-то понимает про эти чертовы ниточки. Он чувствовал, что она что-то недоговаривает.
И вдруг воскликнул:
– Лоскуты!
Милдред вздрогнула.
– Куда старуха дела лоскуты? – спросил Фрэнк, обводя всех взглядом.
– Боже мой, дорогой, ну при чем тут какие-то тряпки, – с плохо скрываемым раздражением ответила Юджиния. – Не сплела же она из них веревку!
– Определенно, нет, мэм, – заверила миссис Норидж. – Лоскуты там же, где были перчатки – внизу, на траве. Они маленькие, поэтому отсюда их плохо видно.
И снова гувернантка оказалась права. Пять минут спустя тряпичные комочки лежали перед ними на столе. Милдред, принесшая их, то бледнела, то краснела и без конца теребила свой фартук.
– Значит, старуха выкинула из окна перчатки, шляпу и лоскуты, – заключил Фрэнк Бенсон. – Должно быть, хотела прыгнуть за ними следом, как тогда с крыши. Что, миссис Норидж, есть у вас объяснение происходящему?
Если этим вопросом он хотел поставить гувернантку на место, ему это не удалось.
– Как минимум два, – невозмутимо ответила та.
– Неужели? И какие же, черт побери? Мы перебрали все версии!
– Во-первых, если бы нашелся человек, который сильно ненавидел миссис Кэдиш – даже сильнее, чем вы, сэр, – то он мог бы убить ее и избавиться от тела с помощью кислоты. Представим, – продолжала она, – что некий человек вынужден каждый день служить тюремщиком старой женщины, не сделавшей ему ничего дурного.
При этих словах Милдред жалобно заморгала.
– Несчастная леди сначала просилась к мужу, затем стала звать сына, – сказала миссис Норидж. – Своими жалобами она выводила из себя того, кто охранял ее и не давал выйти из комнаты. Разве есть люди, которых мы ненавидим сильнее, чем тех, кто заставляет нас чувствовать себя подлецами?
Милдред беззвучно шевелила губами, но не могла произнести ни звука.
– Если вообразить, что этот человек, тюремщик, имел возможность найти большое количество кислоты и принести ее в дом, – ровным голосом продолжала миссис Норидж, не глядя на служанку, – то при некотором знании химии и анатомии он мог растворить тело своей жертвы. Здесь есть туалетная комната, так что он мог бы без труда скрыть следы злодеяния.
После ее слов в комнате повисла тишина. Милдред покачнулась и села, и лицо ее было белее простыни.
– Господи, вы же не думаете этого на самом деле, – выдавил наконец Фрэнк. – Кислота, труп… Это смехотворно!
– Что ж, есть и вторая версия, – спокойно сказала миссис Норидж. – Сын считал, что оставил мать в надежных руках. Он понадеялся не на верных слуг, а на небогатых родственников, и совершил страшную ошибку. Верных слуг разогнали в первый же месяц, и леди Глория оказалась пленницей в собственном поместье. Поначалу на нее обращали внимания не больше, чем на дворовую кошку, но когда миссис Кэдиш второй раз поймали на краю крыши, ее тюремщики заволновались. Ведь если бы она погибла, сын перестал бы обеспечивать их. Прощай, просторный дом, прощай, прекрасная жизнь, к которой они настолько привыкли, что уверовали, будто она предназначена для них! Можно было приставить к несчастной одинокой женщине сиделку, нанять служанок, окружить заботой и теплом, как и надеялся ее сын. Но куда практичнее и экономнее им показалось поместить ее в темницу.