Кто все расскажет
Шрифт:
Пока рабочие сцены заменяют гипсовые скалы острова Иводзима на брезентовый корпус обречённого «Индианополиса», я потихоньку строчу в тетради. Шариковая ручка выводит строчку за строчкой, а в моей голове выстраиваются замыслы, посвященные спасению мисс Кэти.
Покосившись на романтически-мужественный американский профиль самца по кличке Уэбб, Терри осведомляется, не попался ли нам на глаза новый план убийства.
Ещё не дослушав его вопрос, продолжая писать, я швыряю ему на колени очередную версию книги «Слуга любви». Объясняю, что нашла её в чемодане Уэбстера нынче утром.
Терри интересуется, позаботилась ли
Да, отвечаю я, перевернув страницу тетради и продолжая писать; вот почему её голос звучит как вибрато.
Терри с прищуром заглядывает ко мне в тетрадь поверх отпечатанного листа и любопытствует, чем это я занята.
Пожимаю плечами. Нужно ещё заполнить налоговую декларацию. Ответить на письма поклонников мисс Кэти. Проверить её контракты и инвестиционные планы. В общем, ничего такого. Ничего особенного.
Тогда Терри начинает вслух читать новый финал биографии:
— «Кэтрин Кентон и не догадывалась от том, что японские якудза давно и по праву заслужили в мире недобрую славу не знающих жалости, кровожадных убийц…»
АКТ II, СЦЕНА ДЕСЯТАЯ
— «Якудза, — читает закадровый голос Терренса Терри, — способен убить человека за каких-нибудь три секунды…».
Наплывом: полуразмытая сценка на улице. Вымышленные мисс Кэти и Уэбстер неспешно прогуливаются вдоль витрин по безлюдным городским тротуарам. Их силуэты окаймлены позолоченной дымкой — на небе то ли встаёт, толи, наоборот, садится солнце, трудно сказать наверняка. Стройная парочка всё чаще задерживается возле ювелирных магазинов. Мисс Кэти пристально всматривается в развешанные напоказ ослепительные колье и браслеты, густо усеянные сияющими гроздьями рубинов и бриллиантов, а Уэбстер не отрывает глаз от лица своей спутницы; похоже, он очарован её красотой не меньше, чем Кэтрин — великолепием драгоценных переливающихся камней. Закадровый голос:
— «Обычная практика для убийцы — подкрасться к цели со спины…».
Камера возвращается на несколько шагов назад, и мы замечаем фигуру, одетую во всё чёрное. На руки натянуты иссиня-чёрные перчатки, лицо скрыто под чёрной же лыжной маской.
— «Думаю, произошедшее так навсегда и останется одной из извечных загадок мира кино. Ни единой душе не удалось докопаться, кем было оплачено это ужасное нападение, — не умолкает Терри, — однако все признаки профессионального заказного убийства налицо…».
Довольные любовники безмятежно гуляют, не замечая ничего, кроме блестящих камешков и собственного счастья. Снятые в замедленном режиме, они словно плывут в пузыре из нечеловеческого блаженства.
— «Орудием стал заурядный пестик для колки льда», — сообщает Терри.
Фигура в маске вытаскивает из кармана пиджака острый, точно игла, стальной предмет.
— «Японскому мафиози достаточно приблизиться к человеку сзади…» — читает закадровый голос.
Незнакомец в чёрном в то же мгновение оказывается за спиной мисс Кэти. Пройдя за ней пару шагов, он тянется к гибкой шее поблескивающим пестиком.
— «Затем опытный убийца выбрасывает руку через плечо жертвы и всаживает стальное оружие глубоко в мягкую плоть над ключицей, — не унимается
Да, да, да, всё это происходит и на экране. И вот уже обагрилась ближайшая витрина, заполненная искрящимися, блистательными сапфирами и бриллиантами. Кровавые капли и сгустки ещё стекают по безупречно вытертому стеклу, а незнакомец в маске уже удирает по элегантной Пятой авеню. Уэбстер Карлтон Уэстворд Третий стоит на коленях в ярко-алой луже, растекающейся вокруг мисс Кэти, и нежно сжимает огромными мужскими ладонями прославленное лицо. Отблески света в её фиалковых глазах стремительно гаснут, гаснут, гаснут.
— «Испуская последний вздох, — читает закадровый голос, — моя горячо любимая Кэтрин промолвила: «Уэбб, обещай мне, пожалуйста… Если только тебе дорога моя память, — сказала она, — осчастливь своим невероятно талантливым пенисом самых красивых, хотя и менее удачливых женщин этого мира».
И приторная двойница мисс Кэти, обмякнув, беспомощно повисает на руках своего полуразмытого спутника. По его лицу стекают потоки слёз.
— Клянусь, — отвечает он. И, яростно потрясая над головой окровавленным кулаком, кричит: — О моя горячо любимая Кэтрин, я клянусь, что любой ценой исполню твою предсмертную волю!
Сапфиры и бриллианты бросают холодные отсветы сквозь покрасневшее стекло. Их бесчисленные сверкающие грани до бесконечности умножают и погибающую мисс Кэти, и объятого нестерпимым горем Уэбстера. Изумруды, рубины… Бесстрастные, непреходящие, вечные свидетели глупых человеческих драм, совершающихся под солнцем. Тут персонаж-Уэбстер опускает взгляд, замечает кровь на своём «Ролексе», поспешно вытирает циферблат о платье мисс Кэти и прикладывает часы к уху: тикают или нет?
— «Конец», — произносит закадровый голос Терри.
АКТ II, СЦЕНА ОДИННАДЦАТАЯ
Профессиональная сплетница Эльза Максвелл однажды сказала: «Все биографии состоят из нагромождения лжи. — И, подумав, добавила: — Все автобиографии тоже».
Критики были готовы простить Лилиан Хеллман некоторые фактические неточности в отношении событий Второй мировой войны. Как-никак, перед ними предстала сама история, только в улучшенном виде. Возможно, это не настоящая война, но именно такую нам и хотелось бы выиграть — блистательную, насыщенную увлекательными событиями, да ещё с участием Марии Монтес, перерезающей горло Луи Костелло. После чего Боб Хоуп исполняет фирменную чечётку на участке, усыпанном ещё не взорвавшимися минами.
Ни один из американских солдат не корчился в окопах, не трясся внутри боевого танка с таким же страхом, который наполнил сердце мисс Кэти, шагнувшей на театральную сцену в ночь премьеры. Танцуя и напевая, она чувствовала себя чересчур удобной мишенью для публики. Её могли застрелить с любого кресла. Каждая нота, каждое па легко могли стать последними, а кто бы это заметил посреди оглушительного шквала поддельных пуль и шрапнели? Коварный убийца мог преспокойно скрыться после рокового выстрела, пока театралы рукоплескали бы умирающей Кэтрин Кентон, ошибочно принимая разверстую грудь или взорванный череп за восхитительный спецэффект, а живописную гибель на публике — за любопытный поворот в эпической саге Лили Хеллман.