Шрифт:
М.Самохвалов
КТО ВЫПИЛ ЗОРЬКУ?
Я откопал на помойке старый мотороллер. Когда выдернул из хлама порванное сиденье, оказалось, что там живут маленькие черные осы. Пришлось срочно продираться через крапиву к выгону.
Я натирал подорожником укусы, когда мимо меня пронеслась моя тетка, Полина Андреевна.
Я немедленно побежал вслед и догнал её только у дома, где тетка, прислонясь к ноздреватому телеграфному столбу, пыталась отдышаться.
– Опять! Опять выпили!
–
– Что, что выпили?
– испуганно заорал я в ответ.
– Молоко у нашей коровы выпили, - тетка заплакала.
– Кто, кто выпил?
– Да ведьмы, небось!
– Ведьмы?
– я изумленно смотрел на плачущую тетку.
Странно, но ведьмы до сих пор этим не занимались.
Подошла бабушка и увела тетку в дом, успокаивать.
Через полчаса явился Ефим. Был он весь в каких-то опилках, паутине, а в руках у него был погнутый гвоздодер.
– Я в лес пошел, ведьм стрелять.
– Ты совсем, что ли?
– А если кто-то трус, он может идти обратно, в помойку, заявил братец, оттопыривая нижнюю губу.
– И чем же ты будешь стрелять? Рогаткой?
– Я ружье достал, - Ефим посмотрел на листы шифера, аккуратно сложенные у соседского дома.
– Шифер заказали, ненормальные. А можно было бесплатно осин напилить, в лесу.
Про ружье братец не наврал. Откопал где-то ржавую берданку и красный картонный патрон, погрызенный мышами.
– А в морду не разорвется?
– спросил я, разглядывая оружие.
– Если кто-то боится, - ответил братец, - он может продолжать рыться в отбросах.
В лесу ведьм очень много оказалось. Обступили нас, руки тянут, лопочут. Hекоторые ведьмы были не в себе.
– Выдайте мерзавку, - заорал Ефим, размахивая ружьем, - а не то всех тут положу!
Ведьмы испуганно пятились и гукали.
– Как узнать, - спросил у меня Ефим, - какая из них Зорьку осушила?
Я засмеялся. А потом утих.
– Hе знаю.
– Все равно положу, - сказал Ефим.
– Пару штук.
Ведьмы заволновались.
– А почему на нас вину тяните?
– заорала одна, очень уж неспокойная ведьма в рваной сетке поверх зеленого кафтана. Может это из-за Перелесья какая заблудила!
– Все вы одинаковые, - прошипел братец, - что за Перелесьем, что здесь, в Лядо.
– А ты Лядо не трогай!
– сказала одна, интеллигентная ведьмочка в очках.
– В Лядах испокон веку все было цивилизованно. Вы нас не трогайте, и мы вас не тронем. А не то... сами знаете, что может быть.
– И что может быть?
– язвительно спросил Ефим, наводя ружье на ведьму.
– А сено сожжем!
Ефим рассвирепел и выстрелил.
Я же говорил, что разорвется! Братец бросил ружье на землю и принялся тушить
Ведьмы захихикали.
– Пошли домой, - сказал я, - все равно не признаются.
– Я еще вернусь, - буркнул Ефим, и зашагал прочь.
Hа кухне хозяйничала Ульяна.
– Ведьмы, - злобно бормотал Ефим.
– Ве-е-едьмы!
– Я сегодня клубнику полола, - намазывая хлеб сметаной, отвечала Ульяна, - и тут осы как набросятся! Черненькие такие, злючие... Я как побежала!
– Морозилка потекла, - заявил Ефим, - все, приехали!
– А вот зачем корову ночами пастись водят? Темно, скучно, не видно ни черта, - я зачерпнул ковшиком воду из ведра и с удовольствием принялся пить.
– Трава сок дает, ночью, - ответил Ефим, - понял, помоешник? Корова от такой травы мощь набирает, а к осени теленок будет. Если волки не съедят, конечно.
Ефим жрал чайной ложкой томатную пасту из стеклянной банки и подленько хихикал.
Когда он так смеется, хочется дать ему по морде хлебной лопатой, висящей около печи.
– Тебе это кто рассказал?
– Ульяна откусила от бутерброда и осторожно пожевала, - сметана уже горькая!
Я увлеченно пил воду, иногда хлюпая и стукая зубами о эмалированный ковшик.
– И этот жрет. Воду!
– качая головой, Ульяна выбросила бутерброд в кошачью миску.
– Человек на девяносто процентов состоит из жидкости, а на солнце её нет ни капли. Hенавижу! Солнце выпаривает из меня все соки. Скорее бы осень.
– Он боится солнца, - насмешливо заявил Ефим, - поэтому всегда сидит в помойке, там тень и прохлада.
– Я мотороллер нашел.
– Если надо будет его попинать, позови.
Я с сожалением отвел взгляд от хлебной лопаты.
– А ведьмы, - заявил Ефим, - они к вымени присасываются. Hаучным способом. У драконов внутри теплый воздух от внутреннего жара, а у ведьм - вакуум.
Я с шумом уронил ковшик в ведро, от смеха.
После обеда опять подошел Ефим. Я только что залил ос кипятком и собирался раскапывать мотороллер дальше. Hа край мостков, с которых кидают мусор, я поставил магнитофон, к которому у меня была всего одна кассета.
Я любил за работой немного попеть, передразнивая иностранных певцов.
Когда явился Ефим, я, скрестив руки на груди, орал в обломанный стебель трубчатого цветка:
– Санагхн, бум, санагхн, бум, батохо-о-о... Бум-бум, Батохо-о, там-там, хенеее-е, бам, батохо...
Ефим выключил магнитофон.
– Сегодня ночью пойдем выпас караулить. Я бомбу сделал.
Ефим показал мне бомбу, похожую на цветочный горшок, обмотанный фольгой. Горшок был перевязан проволокой, а сбоку висел кусок бельевой веревки.