Кто я?
Шрифт:
Подойдя к решетке, она остановилась и стала пристально рассматривать меня. С ее лица не сходило презрительное выражение. Так обычно девушки смотрят на тараканов или сороконожек. Вроде маленькое безобидное существо, но мороз пробегает по коже от одного их вида. Понимаешь, что не укусят, и бояться тебя больше, чем ты их, но все равно вызывают чувство гадливости.
Я невольно поежилась под этим взглядом, чем вызвала еще большее презрение к своей скромной персоне.
— Не понимаю, — медленно, растягивая слова, проговорила она. — Как мой племянник мог связаться с… — от переполнявших ее эмоций она не могла подобрать слова. — Да еще пасть жертвой твоего коварства. Тебе нет прощения, но все же я должна спросить, кто послал тебя?
— Никто, — тихо прошептала я.
— Говори правду, — выкрикнула она, едва сдерживая ярость. Видимо она очень любила племянника. Ведь эльфы, тем более из правящих династий, никогда и никому не показывали свои чувства. Даже там, в степи, когда она увидела Кланки в луже крови, лицо ее оставалось абсолютно спокойным. Мне сперва даже показалось, что племянник ей абсолютно безразличен. А оказывается, она просто не показывала виду, все держала в себе.
— Я не убивала его, и поверьте, мне, как и вам очень…
— Как смеешь ты сравнивать себя со мной, — почти прошипела она, но через мгновение взяла себя в руки и холодным безразличным тоном продолжила. — Мои дознаватели кое-что выяснили. Стрела с зеленым оперением принадлежала тебе. Более того, это уникальная стрела. Она была изготовлена жителями лесных хранителей, а они очень неохотно делятся с кем-то своим оружием. Зеленокожий народ свято чтит свои традиции и охраняет их от посторонних глаз.
— Может ее кто-то украл у меня, — попыталась защититься я.
— Ты допускаешь, что такое могло случиться?
— Я не знаю…
— Последний раз спрашиваю, зачем ты это сделала? Ты же понимаешь, что в моем распоряжении такие пыточные агрегаты, о которых не слышал никто в это мире, и я могу их все по очереди испытать на тебе?
Мне стало так страшно, что я не могла и слова сказать, лишь беспомощно кивнула. И продолжала смотреть на Правительницу огненных эльфов взглядом затравленной овечки.
Она постояла с минуту, пристально на меня глядя и, не дождавшись ответа, так же бесшумно удалилась. А за ней проследовала и слоноподобная стража, гремя всем, чем можно было греметь, и с удвоенной силой топая по каменным ступеням. Странно, мелькнула у меня мысль, ведь они тоже эльфы. Значит, могут так же бесшумно передвигаться по любой местности, зачем же так грохотать? Может, таким образом на меня хотели напустить дополнительного страху? Так этого и без них было предостаточно. Теперь мне следовало бояться не только за свою жизнь, но и за предстоящую мучительно растянутую смерть.
* * *
Hinter dem Gitter schmeckt auch Honig bitter
За решеткой и мед горек
Народная мудрость
Когда все успокоилось, я снова осталась наедине со своими печальными мыслями. Может и не стоит заводить мне здесь друзей? Долго эльфы не будут откладывать мою казнь. Я до сих пор-то жива только потому, что они выбирают для меня что-нибудь поизощреннее. Решают, с какой пыточной машины начать, что б я подольше протянула. Или бросят меня в самую темную и самую сырую камеру, на съедение гигантским крысам. Они-то уж точно в этом мире водятся. Ни одна темница ни одного мира не обойдется без крыс.
Я передернула плечами, и стала внимательно всматриваться в углы камеры. Но заметить мне ничего не удавалось. Свет факела из коридора едва освещал пятачок у решетки. Что же касается остального пространства, оно тонуло в чернильной тьме. Слух мой тоже не подтверждал присутствия по соседству живых существ. Ни подозрительных шорохов, ни стука маленьких ноготков по каменному полу слышно не было.
— Эй, — внезапно послышался хриплый шепот. Может это я перенапряглась, вслушиваясь в тишину? Может у меня начались слуховые галлюцинации?
— Эй, ты там, кхе-кхе-кхе… — Ну вот, опять. Теперь галлюцинация завершилась глухим кашлем. Я приникла к прутьям решетки, пытаясь понять, откуда раздавался голос.
— Я здесь, — тихонько отозвалась я.
— Девушка, — мечтательно протянул голос. — Совсем юная девушка. Я уже и не думал увидеть нечто подобное в своей жизни.
— Боюсь, увидеть как раз и не получится, — разочаровала его я. Может маньяк какой, в такие моменты я рада, что меня отделяет крепкая стальная решетка.
— А ну, хватит болтать, х-х-х-х-х!!! — Это караульный, снова проявлял недовольство. Злой он какой-то. Хотя, будешь здесь добрым. Работенка — врагу не пожелаешь. Темно, страшно, контингент определенный, опять же, возможно крысы…
— Вам нужно жаловаться в профсоюз, — посоветовала я охраннику. — Требовать прибавки к зарплате, кабинет с видом на озеро с лебедями и отпуск не менее 28 рабочих дней, с оплачиваемой путевкой в санаторий.
— Ах, ты, маленькая х-х-х-х!!! — Славно у него выходит это наречие. Еще бы понимать смысл. Или не стоит? — Посмотрим, как у вас получится вести светские беседы в полной темноте.
Он снял со стены коптивший факел и загремел сапогами по лестнице. По коридору еще долго летало эхо его противного каркающего смеха, но он так и не вернулся послушать нашу «светскую беседу».
В кромешной мгле стало совсем не уютно. Помнится, в углу валялась охапка соломы. Я нашла ее на ощупь и уселась. В камере было сухо, но каменный пол, даже с учетом соломы веял холодом. От этого на душе заскреблись кошки, а в носу запершило.
— Апчхи!
Так и заболеть недолго. Что бы отвлечься я решила возобновить разговор с соседом по камере. Кто знает, может удастся выведать что-нибудь полезное.
— Эй, — тихонько позвала я, — почтеннейший, вы здесь?
— Куды ж я денусь? — хихикнули из темноты.
— Давно вы здесь? — Первое, что пришло мне в голову.
— Эх-кхех-кхех… А какой сейчас год?
— Не знаю, — растерялась я. Мне как-то не удалось ознакомиться с местным летоисчислением.
— Странно, — вроде только попала сюда, а уже потерялась во времени.
— Ну-у-у… — засмеялась я.
— Эх, — вздохнул голос. — Я попал сюда молодым юношей. Сначала я считал дни, складывал их в недели, месяца, года… Но чем дольше здесь находишься, тем сложнее становится это делать. В один момент я просо перестал видеть в этом смысл. Прошло очень много времени, а никто не собирался меня освобождать, так был ли смысл вести подсчет моего жалкого существования?