Шрифт:
Дальние расплачиваются за вашу любовь к ближнему; и всякий раз, когда вы соберетесь впятером, должен умереть шестой.
Фридрих Ницше.
«Так говорил Заратустра».
Автор
1
Берн, Швейцария
5 сентября 1993 года, воскресенье.
На террасе кафе на набережной небольшой речки Аре за столиком, покрытым стерильно чистой скатертью в белую и красную клетку, одиноко сидел мужчина. Перед ним так же одиноко стояла стеклянная кружка с пивом.
Высокий, светловолосый, с длинноватым носом абориген прошел мимо — то ли слишком близко, то ли действительно задев скатерть —, и вежливо бормотнул:
— Энтшульдиген зи, битте.
Он уселся за соседний столик, поговорил на местном диалекте немецкого с появившейся словно бы ниоткуда кельнершей в чистеньком сером шерстяном костюме и переднике в такую же клетку, как и скатерти на столиках (и таком же стерильно-чистом).
«Н-да, — подумал первый посетитель, разобравший из разговора только два слова: «бир» и «круг», то есть «пиво» и «кружка», — Заботы у них, конечно, специфические. Вот как лыбятся. Хотел бы я и так лыбиться. Только не с чего.»
Грустивший в воскресный день, как в самый гнусный понедельник, посетитель был русским. Он занимал довольно высокий пост в Генпрокуратуре Российской Федерации, а в командировке в Швейцарии находился, выражаясь официальным языком, со следственной миссией. Результатом следственной миссии и командировки в целом был большой жирный нуль. Человек из Генпрокуратуры разговаривал ни много ни мало с заместителем начальника I-го европейского управления МИД Российской Федерации. Носитель высокого дипломатического ранга выглядел очень аккуратным и чистым, под стать вот этим скатеркам. В цивилизованной Европе аккуратность и чистоплотность въедаются в кожу, равно как в средней полосе России (да и в других ее полосах тоже) к человеку, словно зараза, пристают расхлябанность и неряшливость. По-европейски аккуратный и профессионально вежливый мидовский начальник очень извинялся, но никаких материалов не предоставил, никакой помощи не смог оказать.
— Время сейчас, сами понимаете, смутное. Разоблачение за разоблачением, отставка за отставкой... Один скандал с «Сиабеко» чего стоит. Скандалы и разоблачения российской общественности сейчас на пользу не пойдут. Прошу вас понять меня правильно, но я абсолютно ничем не смогу вам помочь.
— Почему? — устало удивился следователь. — Мы же с вами вроде бы пока что на одну страну работаем.
— Вы абсолютно правы, — только улыбнулся дипломат, — в том смысле, что «вроде бы». И, наверное, отчасти правы в том, что «пока». Затевать сейчас громкие расследования — все равно, что пытаться долбать дно лодки, несущейся в бурных волнах.
«Черт бы тебя побрал с твоими литературными сравнениями, чистоплюй хренов», — с досадой подумал человек из прокуратуры и спросил:
— Вы и в самом деле так считаете?
— Я человек государственный. Чиновник, — заместитель начальника управления улыбнулся натренированной улыбкой. — Мое мнение всегда совпадает с мнением начальства.
На этом разговор и закончился. У них, у дипломатов, и отрицательный результат — тоже результат, как в науке. Годами у них переговоры за круглыми столами длятся, а солидный оклад идет, на людях только плачутся, какие они бедненькие.
Начальство значит приказало. А начальству приказало еще большее начальство. Козырев — малец послушный. Он в команде, в обойме. А Степанков и к тем не прибился и к этим не пристал...
— Извините, огонька у вас не найдется?
Человек из Генпрокуратуры машинально сунул руку в карман, достал зажигалку и только потом, сообразив, ошарашенно посмотрел на спрашивающего «огонька».
Светловолосый абориген держал между двумя пальцами сигарету.
Следователь быстро огляделся по сторонам.
— В порядке, — сказал незнакомец, опять же на чистом русском языке, — я проверился.
«Кто же он такой? На кого работает?»
Эти вопросы, спонтанно возникшие у следователя, были вполне резонными.
После развала СССР в Австрии и Швейцарии — странах, во все времена буквально наводненных шпионами — осталось множество агентов различных советских спецслужб. Кое-кто из этих людей стал служить в ведомстве академика Примакова, во внешней разведке, кто-то верой и правдой служил ГРУ, кто-то стал работать на бизнесменов, кто-то на мафию, кто-то сам на себя. Что же из себя представляет этот человек?
— Сюда вы во всяком случае, пришли без «хвоста». Не считая меня, конечно, —незнакомец вежливо улыбнулся. — Вообще-то данный факт заслуживает удивления — вами обязательно должны были заинтересоваться.
— Кто?
— Вы сами прекрасно знаете ответ на сей вопрос — те, кому сведения, которые вы собрались получить, оказались бы во вред.
— Хм, и вы знаете, на кого я приехал получить сведения?
— Скажем так: догадываюсь.
— Вы читали Юза Олешковского — про то, как одному персонажу следователь предложил дело на выбор: дескать, садиться так или иначе уже пора, так что возьми на себя преступление по собственному вкусу?
— Угу. И тот выбрал дело об изнасиловании кенгуру в зоопарке с последующим убийством несчастного животного, — кивнул человек с внешностью цивилизованного европейца.
— Верно. И вы мне напоминаете следователя, который сказал нечто вроде: «Спорим, угадаю, что ты выбрал» и угадал.
— Он сказал: «Мажем, что угадаю...» Итак, вы пытались, в частности поинтересоваться делом о смерти некоего Гюнтера Собецки, гражданина Австрии, так?
— Ну-у... Не фактом самой смерти, она была, кажется, естественной. Инфаркт.