Кто закажет реквием
Шрифт:
— О, вы его не знаете! Когда я расскажу ему о вашем разговоре с Поляковым, он, наверное, будет готов еще и приплатить вам за столь интересное дело.
Кондратьев с интересом посмотрел на Клюева, потом сказал:
— Ладно, я заплачу вам тысячу долларов сразу. Если вы не возьметесь за эту работу совсем, то как-нибудь вернете.
— А где же вас искать? — спросил Клюев.
— Я оставлю вам адрес. С вызовом и визой проблем не возникнет. Ваша забота — только получить загранпаспорта. А сейчас а заберу жену и завтра же покину не слишком гостеприимный Южнороссийск. Вы проводите нас до Воронежа.
— Вы считаете,
— Достаточно, нет ли, но не таскаться же вам за мной по всей России.
— Как хотите, — пожал плечами Клюев. — Только день к тому не слишком удачный получается: понедельник, тринадцатое число.
— Мне везет по понедельникам, а с числом тринадцать у меня тоже все о’кей, — улыбнулся Кондратьев.
4
Москва, Ясенево.
Воскресенье, 12 сентября.
Раньше это была служебная дача. Ее хозяин ушел в отставку в конце девяносто первого года, но дачу упорно не покидал, сидел на ней всю зиму, будто ожидал каких-то изменений.
Изменения не заставили себя ждать. Хозяину — или бывшему хозяину — позвонил его приятель, генерал-майор Великжанин из Службы охраны прежнего Девятого ynpaвлeния.
— Ты не очень занят? — спросил генерал-майор.
— Издеваешься, да? Ты же прекрасно знаешь, чем я сейчас занимаюсь. Даже внуков на жену оставил, она там одна с ними воюет. А я — чистый тебе Топтыгин в берлоге. Хорошо, что из берлоги пока не гонят.
— Тогда и к тебе налечу. Пора уже от спячки просыпаться, весна вон на дворе.
— Это там, в центре, весна, а здесь-то еще зима...
Генерал из бывшей «девятки» не задержался, приехал буквально через несколько часов после телефонного разговора на черной служебной «Волге». Крепкий молодой человек занес в дом коробку из плотного белого картона, оставил ее в прихожей и сразу же удалился. От коробки пахло прежним, удивительно быстро забывающимся временем, то был запах апельсинов, кондитерских изделий и еще чего-то тонкого, неуловимого.
Да, содержимое коробки оказалось подарком из безвозвратно ушедшего прошлого. Коньяк «Гандзасар», который воюющий Карабах вроде бы уже перестал выпускать, «Столичная» в больших «экспортных» бутылках, ветчина, бананы, печенье...
— Однако, — покачал головой Данилов, хозяин еще не отобранной дачи, — не было, как говорится, ни гроша, да вдруг алтын.
— Так ведь ты же плачешься, что лапу тут сосешь, как медведь, — загрохотал Великжанин. — Вот я и решил, что тебя подкормить надо. Да и подпоить, впрочем, тоже.
Вообще-то Данилов был не очень коротко знаком с Великжаниным. Служба в ПГУ — а Данилов отдал ей без малого тридцать нет жизни — к знакомствам, компаниям, за исключением компаний коллег, не очень-то располагает, Но в последние пять лет, вплоть до своей отставки, Данилов занимал должность заместителя начальника информационного управления ПГУ. Он руководил работой службы в странах Центральной Европы. Хотя оставалось достаточно много оперативной работы, но все равно она сводилась к контролю за агентами и руководителями подразделений, а в основном функции Данилова стали административными. Появилось больше возможностей посмотреть, что же делается внутри той страны, интересы которой он защищал, будучи «бойцом
невидимого фронта» в Австралии, Швейцарии, ФРГ, Люксембурге.
И Данилов понял, что со страной происходит неладное. Вообще-то, как человек, проведший по долгу службы годы там, куда миллионы обитателей Страны Советов сочли бы за огромное счастье вырваться хоть на неделю, он имел возможность сравнивать жизнь здесь и там по параметрам и критериям. Но тогда еще существовала надежда (или иллюзия?), что когда-то произойдут так называемые перемены к лучшему.
В последние годы у Данилова, который в принципе был чужд любым проявлениям политиканства и в душе считал (да и вслух произносил), что разведчик должен просто честно служить стране, как самураи когда-то служили феодалам, не задумываясь особо над тем, плоха ли, хороша ли страна — у этого самого Данилова возникло ощущение, что страна становится невменяемой. Но что значит — страна? Это люди, ее населяющие. Так вот, Данилов считал, что людям Страны Советов — как всей массе, так и очень многим по отдельности — нужны услуги психиатра. Можно было рассуждать о том, поможет врач или нет, но любой здравомыслящий человек обязан был заявить во всеуслышание: надо что-то делать.
Как знать, может быть, все происходящее со страной, с ее народом, объяснялось причинами космического масштаба, каким-то не совсем удачным взаиморасположением планет — Данилов опять же не очень доверял подобной муре, во всяком случае, он не видел в подобных объяснениях серьезной системы, но различал приемы и методы явных шарлатанов — но ему становилось предельно ясно: страна втягивается в очень серьезный всесторонний кризис.
«Перестройка», «демократия», «гласность» — эти лозунги не сбили с толку удручающе трезвого Данилова, который вслед за известным английским парламентарием считал, что за всем надо видеть бифштекс. И он с поразившей его отчетливостью видел, до чего корыстолюбивы, беззастенчиво наглы и беспринципны те, кто в очередной раз позвал массына баррикады. Уж эти-то бифштекса алкали!
Удивляло другое — как легко перешли в стадо баранов те из знакомых Данилова, кого он считал людьми, обладающими аналитическим складом ума, даже чуть ли не мудрецами.
Вот и сейчас кто-то сражался за бифштекс. Этот кто-то — точнее, группа, объединяющая людей, готовых не поступиться бифштексом — хотел использовать его, Данилова, в качестве орудия. В то, что Великжанин вытаскивает его из небытия да прямехонько в свои соратники, отставной замначальника информационного управления не верил. Он знал, какую ступеньку занимает при новой власти Великжанин.
А представитель Службы охраны меж тем активно хозяйничал. Правда, он спрашивал Данилова, позволительно ли будет, допустим, по данному, случаю воспользоваться вот этими фужерами богемского стекла, интересовался, с чего Данилов предпочитает начать, с водки или с коньяка, но все равно ситуацией владел он.
Выпили по первой, закусили и сервелатом, и свежими помидорами. Великжанин заговорил о том, что сейчас, как и во время любой революции, трудно с кадрами.
— А усатый товарищ как сказал? «Кадры решают все», — при этом Великжанин пристально посмотрел на отставника Данилова, словно желая видеть его реакцию, а по ней узнать, согласен ли он с тезисом великого усача.