Кто Зайцев Хочет Кушать - Папашу Должен Слушать
Шрифт:
Емец Дмитрий Александрович
Кто Зайцев Хочет Кушать - Папашу Должен Слушать
Детская тема в рассказах А.П.Чехова.
Наши поступки только внешне кажутся вытекающими из наших убеждений. На самом же деле наши поступки могут противоречить нашим убеждениям. Парадокса тут нет - обычное противоречие между конкретным действием и абстрактным принципом.
В жизни тех, кого мы называем гениями, то же самое. Поступок - одно, убеждение - совсем другое.
В январе 1900 года А.П.Чехов пишет серьезное, даже, пожалуй, назидательное письмо Г.И.Россолимо - литератору и издателю, просившему переслать ему для сборника детские
"То, что у меня, по-видимому, подходит для детей, - две сказки из собачьей жизни , посылаю вам заказной бандеролью. А больше у меня, кажется, нет ничего в этом роде. Писать для детей вообще не умею, пишу для них раз в 10 лет и так называемой детской литературы не люблю и не признаю. Детям надо давать только то, что годится и для взрослых. Андерсен, "Фрегат Паллада", Гоголь читаются охотно детьми, взрослыми также. Надо не писать для детей, а уметь выбирать из того, что уже написано для взрослых, т.е. из настоящих художественных произведений; уметь выбирать лекарство и дозировать его - это целесообразнее и прямее, чем стараться выдумать для больного какое-то особенное лекарство только потому, что он ребенок."
В то же время А.П.Чехов очень деятельно и толково помогает многим пишущим для детей литераторам, в частности, продвигает в детские журналы рассказы М.В.Киселевой и своих братьев - Михаила и Александра. В письмах он подсказывает им, как правильно найти подход к тому или иному издателю, дает дельные советы, к кому и когда обратиться, что сократить в произведениях, и, в свою очередь, обещает оказать посильную помощь.
Так, он деятельно продвигает в детские журналы рассказы М.В.Киселевой, для детей которой, Василисы и Сергея, кстати, и пишет пародию "Сапоги всмятку" с подзаголовком "Рассказ для детей с иллюстрациями. Соч. Архипа Индейкина". В этой пародии нарочито нагнетаются нелепые приемы плохой детской литературы: сентиментальность, утрирование, "сюсюканье".
Рукописная книга оформлена в соответствии со всеми правилами издания, вышедшего из типографии. Так, она имеет даже шутливое цензорское разрешение: "Дозволено цензором с тем, чтобы дети сидели смирно за обедом и не кричали, когда старшие спят. Цензор Пузиков"(18, 15).
Чехов остроумно высмеивает детскую литературу, пародируя ее ходячие сюжеты, назидательность и часто встречающуюся нелепицу. К примеру, детские портреты в "Сапогах всмятку" выглядят следующим образом: "У папаши и мамаши было четверо детей: Миша, Терентиша, Кикиша и Гриша. Миша был очень умный мальчик. Он редко стоял на коленях, а когда его секли, то не дрыгал ногами. Он учился в гимназии, где отличался постоянством: сидел по три года в одном классе.
Терентиша часто шалил, крал у папы папиросы и объедался. Он был невежа и часто вставал из-за обеда, причем мамаша брала его за ухо и уводила, а остальные зажимали носы и говорили: "Уф!"
Кикиша был мальчик, который хороший, но он научился у Сергея Киселева ходить на голове, лазить по спинке дивана и ловить лягушек.
Самый лучший мальчик был Гриша, который слушался папу и маму, хорошо учился и помогал бедным. Бывало стащит у мамы яблок или у папы копейку и сейчас же отдаст нищему...
Напившись чаю, дети садились учиться. К ним приходил их учитель Дормидонт Дифтеритович Дырочкин, личность светлая и ученая. Водки он не пил, а только пахнул ею. Говорил он хриплым басом и смеялся как лошадь. Учеников бил линейкой..." (18, 18-22).
Кроме "Сапогов всмятку",
Эй, вы, хлопцы, где вы, эй!
Вот идет старик Агей.
Он вам будет сказать сказку
Про Ивана и Савраску... (18, 7)
В другом шутливом произведении Чехов несомненно пародирует навязчивую мораль детских стихотворений и басен:
Шли однажды через мостик
Жирные китайцы.
Впереди их, задрав хвостик,
Торопились зайцы.
Вдруг китайцы закричали:
"Стой! Лови! Ах! Ах!"
Зайцы выше хвост задрали
И попрятались в кустах.
Мораль сей басни так ясна:
Кто зайцев хочет кушать,
Тот, ежедневно встав со сна,
Папашу должен слушать! (18, 8)
Подобное пересмеивание стилистики детских произведений и насмешливо-снисходительное отношение к детской литературе свойственно Чехову и в дальнейшем. Писатель продолжает считать, что основным способом создания детских произведений должно быть "приспособление":
"Вашего "Ларьку" шлю Вам. Вы почините его, приспособьте к детишкиным мозгам, перепишите и пришлите мне..." - советует он М.В. Киселевой (2, 144).
В этом ироническом совете начинающей писательнице вновь отчетливо проявляется чеховский взгляд свысока на детскую литературу. Но это только теоретический взгляд, убеждение, на уровне же дел - а дела писателя это прежде всего его произведения - детской литературе на Чехова обижаться нечего.
Заслуга Чехова перед русской литературой для детей и о детях огромна. Его перу принадлежит немало произведений, прочно вошедших в чтение подрастающего поколения. Здесь и "Каштанка" с "Белолобым", которые Чехов считал единственными своими детскими рассказами, и "Детвора", и "Гриша", и "Мальчики", и "Беглец", и, разумеется, "Ванька".
Перечисленные рассказы общеизвестны, поэтому нам хотелось бы более подробно остановиться на незаконченном чеховском рассказе "Шульц" (1895). Этот рассказ интересен тем, что в нем Чехов осваивает набор стилистических, композиционных и сюжетных средств собственно детской литературы - именно той литературы, к которой он относился столь иронично.
В "Шульце" сама картина окружающего мира, отфильтрованная детским зрением, подана вполне в ключе такой литературы. В сохранившемся небольшом отрывке видна ориентация Чехова на детскую аудиторию, выразившаяся в особом подборе языковых средств и отношении к описываемым событиям.
Итак, "Шульц":
"Это было невеселое октябрьское утро, когда с неба сыпался крупный снег, но все-таки зимы еще не было, так как о мостовую громко стучали колеса и снег, падавший на длинное, как халат, пальто, скоро таял и превращался в мелкие капельки. Костя Шульц, ученик первого класса, был невесел. Виновата была в этом отчасти погода, отчасти "Мартышка и очки"; он не успел выучить наизусть этой басни и воображал теперь, как в классе подойдет к нему учитель русского языка, высокий, полный господин в очках и, ставши так близко, что до мельчайших точек видны будут и пуговки на его жилете, и цепочка с сердоликом, скажет тенором: "Чего-с? Не выучили-с?" Отчасти была виновата в этом и няня. Перед уходом в гимназию он нагрубил няне и, чтобы досадить ей, не взял с собою котлеты на завтрак и теперь жалел об этом, так как ему уже хотелось кушать..."(9, 343).