Кучер
Шрифт:
– Что то серьезно?
Фельдшер мнется.
– Черт знает, что там эта подлая пуля сделала, сидит где то внутри, вообще то ранение в живот неприятная штука.
Надо мной склонился Комаров.
– Как себя чувствуете, Петров?
– Хреново.
– Мне уже фельдшер все сказал, я тебя отправлю в Джаркентскую больницу.
– Хорошо.
– В сопровождающие дам Черненко. Его в центр переводят на партийную работу. Так что прощевай.
Больше никто из отряда со мной не простился.
Нудно
– Кучер, зачем ты так дунган...?
– спрашиваю я его.
– Я те... не Кучер. Ты эту кличку... брось. А бандитов надо уничтожать.
– Это же шла беднота, мы же за нее отдавали жизнь в борьбе с белыми и польскими панами.
– Мы... за коммунизм. Те кто не хочет его строить, должны быть сметены. Классовая борьба... не утихает в нашем обществе и нам нужно всегда быть бдительными...
Боже, что он несет. Одни передовицы из газет. А Кучера действительно несло...
– Вот например, ты, потерял бдительность, доверился прокравшемуся в наши ряды шпиону. Враг не дремлет... Троцкистско, бухаринские...
Это он про кого? Про Лешку? Что же они гады с ним сделали?
– Ты про Коновалова?
– прерываю я его.
– Да. Он осужден, признался во всем...
– Откуда ты знаешь?
Жутко заныл живот. Где глухо пролетали слова Кучера.
– Партия все должна знать. Только партия ведет массы...
Я потерял сознание.
Кучер довез меня до Джаркента уже в критическом состоянии. Бросив фуру во дворе больницы, он сам тихонечко удрал...
Мне сделали операцию и после четырех месяцев лечения, медицинская комиссия признала не годным к военной службе.
1935 год.
Мы готовились к ноябрьским праздникам. В институте дым коромыслом, кругом вывешивались лозунги, готовились портреты вождей, распределялись обязанности среди студентов и преподавателей, кого и что необходимо нести на демонстрации.
– Петров, - тонким фальцетом пищала Раечка, проносясь по коридору, Петров...
– Здесь я.
– Уф, запарилась. Тебя ректор ищет.
– Это зачем еще, ты не знаешь?
– В Алма-Ату едешь?
Раечка, секретарша и поэтому всегда знает все.
– Почему я?
– неуверенно спрашиваю ее.
– Там семинар по проблемам преподавания математики...
Сразу стало легче.
– Лечу.
Ректор толстоватый с заплывшими глазками мужик имел простенький вид, но это была маска. На самом деле, хитрее и коварнее его не найти.
– Петров, - ласково ворковал он, - тут есть вариант поехать в Казахстан. Профессор Воронов неожиданно заболел, Гольдбрайх никак не может найти свой паспорт, только ты и остался, голубчик.
– Если надо, я готов.
– И я так думаю. Надо Петров.
– Но ведь сейчас праздники?
– А девятого Ноября начало семинара. Так что побудь там в праздники, погуляй. Негоже нам, столичным, показывать себя недисциплинированными.
– Поговорите хоть с парторгом, мне поручен портрет Маленкова...
– Это мы все уладим, иди.
Вот так я шестого Ноября сел на поезд Москва - Алма-Ата.
В вагоне-ресторане народа очень мало, только за тремя столиками сидит по одному человеку. Я тоже сажусь у тут мой взгляд упирается в квадратную голову впереди сидящего. Что то знакомое зашевелилось в памяти.
– Черненко? Кучер?
Голова медленно разворачивается и рот раскрывается от изумления.
– Петров?
Полувоенный китель сидит на нем великолепно, глаза еще больше провалились внутрь, а щетка волос упрямо уставилась вверх. Я заметил, что обмотки он сменил на галифе с блестящими сапогами.
– Ты жив?
– с удивлением он смотрит на меня.
– Жив. Почему я должен умереть?
– А мне сказали... Впрочем, я рад что ты жив.
Речь его стала плавней. Видно за пять лет он здорово поднатоскался.
– Чего ты там сидишь?
– продолжил он.
– Иди сюда.
Я пересел к нему. Мгновенно появился официант. Я заказал обед и скромную бутылку лимонада.
– И где сейчас работаешь?
– он с наслаждением поглощает семгу.
– В институте, аспирантом.
– А...
– А ты где?
– В Иркутске, на партийной работе.
– Секретарем райкома?
Кучер улыбается.
– Еще нет.
– Завтра седьмое ноября, а ты в поезде. Что вдруг так?
– У нас даже в праздники работа. Вот послали в Алма-Ату проверить работу пропагандистских органов.
– А куда Голощекин исчез?
Кучер мрачнеет.
– Враг он оказался, троцкист, перевертышь.
– Нашего начальника Комарова то помнишь? Не знаешь где он?
– С заставы перевели комендантом в Сызрань. Больше ничего о нем не знаю.
Мы перекидываемся вопросами.
– А ты зачем едешь в Алма Ату?
– спрашивает он, аккуратно вытирая рот салфеткой.
Черт возьми. Да он еще и прилично может есть.
– У меня общесоюзный семинар математиков.
– Ого, здорово растешь. А где остановишься в городе?
– продолжает допрашивает он.
– Не знаю, куда определит оргкомитет, но наверно в гостиницу на праздники не попасть.
– Это точно. Хочешь, я без вашего оргкомитета все устрою?
– Устрой.
– Добро. Поедем с вокзала со мной и ты увидишь, как я все сделаю.