Куда бежать? Том 2. Надежда
Шрифт:
– Ломов.
Тельнецкий, немного потрясённый подобным представлением только по фамилии, в ответ протянул руку и тоже представился:
– Тельнецкий.
Ломов принял предложенное рукопожатие и, не отпуская руку Тельнецкого, с приятной улыбкой на лице обратился к нему, показывая левой рукой на его голову:
– Позволите посмотреть рану. Она у вас кровоточит.
– Вы доктор? – спросил Тельнецкий, чтобы хоть как-то понять, кто есть его сосед, при этом нащупывая рукой место рассечения кожи на голове.
– Нет, но могу им быть, если нужно. Прошу вас, рану руками не трогайте,
– Нет, – недоумённо ответил Тельнецкий, – я тут всего несколько дней живу, не обзавёлся пока.
– И не нужно. Водка – зло, но когда она нужна, водка – добро. Сейчас она нужна. И у меня её тоже нет, и нечем обработать вам рану. Давайте хотя бы её промоем. Снимайте одежду и вымойте рану хорошенько, а я найду, чем её обработать. Да у вас их две, я смотрю. Ладно, умывайтесь, я скоро вернусь.
Этот незнакомый мужчина, Ломов или как его ещё там, говорил так уверенно, что Тельнецкий поневоле стал исполнять поручения, хотя и сам прекрасно знал, что нужно делать в подобной ситуации. Не первый раз раны в кровь у Тельнецкого, а тут некий незнакомец так уверенно и заботливо всё велит, что как-то и перечить невежливо будет.
Минут через десять Ломов вернулся с бутылкой водки и куском марли в руках. Тельнецкий уже тщательно помыл голову, торс и следы крови на одежде, насколько это было возможно. Ломов искусно порвал марлю на куски для повязки, видимо, он это делал не в первый раз, обработал раны и повязал Тельнецкому голову.
– Вот теперь славно. Два-три дня – и вы будете как новенький. Только шрам на голове останется, но шрамы украшают мужчину… Голова кружится?
– Нет, – ответил Тельнецкий, всё ещё не понимая, как это он так подчиняется незнакомцу.
– Это славно. Пока славно, – ответил Ломов и улыбнулся своему соседу. – Нужна будет помощь – заходите, прошу вас, не стесняйтесь, – Ломов, улыбаясь, протянул руку Тельнецкому.
Тельнецкий ответил рукопожатием и, немного стесняясь, спросил:
– Чем буду обязан за оказанную помощь?
– Не огорчайте меня. Я вам оказал помощь из самых гуманных соображений.
Тельнецкий, немного уже набравшись смелости, продолжил свои вопросы:
– Вы говорили про уважение, что и я смогу его заслужить. Что вы имели в виду?
– Давайте мы об этом поговорим позднее. Завтра, например, это возможно в первой половине дня, по крайней мере, я постараюсь для вас найти время, но если не получится, прошу меня простить. Сейчас мне нужно идти. Не провожайте. До встречи.
Ломов скорым шагом вышел из квартиры Тельнецкого, а потом и из дома, оставив множество вопросов к нему и ко всей этой неожиданной встрече.
Последствия пропущенных ударов по голове проявились чуть позднее, как только Тельнецкий лёг спать. Ночью голова сильно разболелась, его тошнило, отчего уснул он только под утро, но проснулся без какой-либо головной боли.
Ближе к полудню Тельнецкий, не справившись с любопытством, постучал в дверь к соседу. Никто не открыл. Ломов в этот день не появился, не появился и на следующий. Тельнецкий ещё несколько раз стучал соседу в дверь, но, как и прежде,
По первоначальной задумке Тельнецкий хотел в эти дни окончательно решиться уехать из Москвы, для чего и квартиру оплатил только на две недели. До окончания срока аренды квартиры было ещё два дня, Тельнецкий решил дождаться Ломова, удовлетворить своё любопытство и после поехать на юг империи, в Одессу или в Севастополь, а дальше видно будет, может быть, даже за границу: два иностранных языка он знает, как-нибудь обустроится. Поначалу он подумывал ехать в столицу, но отказался от этой идеи из-за отсутствия денег на более тёплую одежду. Хорошая одежда стоит дорого для него сейчас, а в дешёвую одеваться он принципиально не будет.
Ломов постучал в дверь квартиры своего соседа рано утром, когда уже Тельнецкий окончательно решился выехать поездом на Одессу, и его саквояж был собран.
Тельнецкий появлению соседа очень обрадовался. Надеясь удовлетворить своё любопытство, он уже допускал мысль продлить аренду квартиры ещё на один день.
Ломов своё отсутствие объяснил несколькими словами:
– Прошу меня простить, господин Тельнецкий, был очень занят. Дела. Раньше я не смог освободиться, как предполагал. Такое в моей деятельности бывает.
За время отсутствия Ломова Тельнецкий размышлял о разных вариантах его занятости, отвечая себе на вопрос: «Кто этот незнакомец?» Сколько бы вариантов он в голове ни перебирал, к единому решению так и не пришёл. Предполагал, что он сыщик, статский советник или даже приезжий купец. Слова о делах Ломова вернули и усилили надежду Тельнецкого узнать, кто он есть. Новое обличье соседа – смена костюма, шляпы, новое лёгкое и весьма дорогое на вид пальто, отсутствие усов – чуть не заставили Тельнецкого начать разговор с вопроса: «Кто вы, господин Ломов?» – но он воздержался от поспешности. И, раз уж сам Ломов заговорил о своей деятельности, Тельнецкий начал как можно деликатнее удовлетворять своё любопытство:
– Понимаю вас, господин Ломов, и не стоит вам просить прощения. Дела превыше всего. Понимаю.
– Да, вы очень правы. Мои дела превыше всего, – делая акцент на слово «мои», горделиво ответил Ломов, всем видом показывая своему соседу, что именно так оно и есть.
– Не сочтите за любопытство и заранее прошу меня простить за вопрос. А какой у вас род деятельности, если, конечно, не секрет? – тщательно скрывая свой интерес, спросил Тельнецкий.
– Не секрет, конечно. Я защищаю интересы общества. Позвольте именно так ответить… Скажу вам откровенно, меня интересует, чем вы занимаетесь, – ответил Ломов, вернув Тельнецкому его же вопрос.
В ближайшие несколько минут Тельнецкий рассказал своему соседу всю правду: о прежнем месте службы, о карточном долге и о намерениях сегодня покинуть Москву, показывая на собранный саквояж. Также рассказал о его искренних намерениях вернуть карточный долг, что было правдой. Тельнецкий поставил себе цель заработать и вернуть этот несчастный для него долг. Шансов заработать в Москве или в столице было больше, чем в другом городе империи, но репутация не позволит ему остаться в обществе, да никто и не станет с ним сотрудничать, зная о его карточном долге.