Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля
Шрифт:
Так далеко в лес мы ни разу не забирались.
– Я тебя брошу, честное слово, брошу, - донеслось из-за ствола бука. Пока я оглядывался по сторонам, она уже свернула в сторону - по еле заметной тропинке, протоптанной скорее не человеком, а лесным зверьем. И остановилась, дожидаясь, глядя на мой страх с жарким презрением.
Звали ее Марта, и ей исполнилось десять лет - а мне, получается, девять.
То было лето персиков - огромные, бархатисто-оранжевые, они висели на ветках, лежали горкой на блюде в центре стола, на подоконнике и в корзине у торговки. Их сияюще-сладким соком были
Мы жили в огромном доме посреди луга - две семьи; два крыльца с разных сторон и общий чердак. Когда-то стенка делила его на две части, но во времена наших дедушек кто-то сломал непрочную преграду, а может, дерево прогнило само. Так или иначе, теперь на чердаке лежал общий хлам, и, как утверждала Марта, жили общие привидения.
Я боялся подниматься туда: родители рассказывали, что под самой крышей сидит страшная ведьма, которая ест непослушных детей. По вечерам она выходит из дома и бродит вокруг, хватая всех зазевавшихся. А днем спит вполглаза и слышит все, что происходит вокруг.
Марту родители тоже пугали, только не ведьмой. В сознании моей подружки рассказанные взрослыми страшилки принимали причудливые формы, в которых было что-то от плодовых деревьев с зубами, что-то от хищных птиц, а еще больше неясного, вроде солнечного зайчика на стене - для слепого. Фантазии Марты внушали мне ужас куда больший, чем собственные, и я ненавидел разговоры о них. А Марта любила рассказывать, ей доставляло удовольствие видеть, что другой напуган еще больше, чем она сама.
Родители наши не то что дружили, но соседями были добрыми. Летними вечерами любили пить чай в саду, вести неспешные разговоры. Это время осталось в памяти как самое счастливое - на нас с Мартой попросту не обращали внимания, целый час, а то и больше мы были предоставлены сами себе.
Связанные в пучок соломенные волосы, блеклое лицо и узкие, острые ногти - такой была мать моей подружки. Отца ее помню хуже, в мыслях являются только его бесчисленные костюмы и галстуки - однотонные, полосатые, в мелкую и крупную клетку. Костюмы - или же галстуки?
– ходили по лестницам, разговаривали, водили машину и давали указания по дому.
Тогда был июль.
Голоса старших растворялись в неподвижном, сладко пахнущем воздухе, как варенье в чае. Мы с подружкой сидели подле живой изгороди, стены из глянцевых острых листьев и мелких белых цветов. На лист запрыгнул кузнечик, закачался на шаткой опоре и только собрался покинуть ее, как очутился в кулачке Марты.
– Смотри!
– прошептала она, чуть разжимая пальцы.
– Он светится!
Я ничего не видел, но сразу поверил.
– Он живет на луне.
– Марта мизинцем погладила пеструю спинку.
– Видишь, будто искорки белые? Это лунная пыль.
– Что же он ест на луне?
Вид у кузнечика был обреченный.
– Нектар огромных цветов.
– Такой маленький? Как же он ухитряется?
Каждый раз, когда я позволял себе усомниться во всеведении подружки, она сердилась.
– Он специально стал маленьким, чтобы не поломать нашу изгородь. Если я попрошу, вырастет очень большим! Я привяжу тебя к спине кузнечика, он допрыгнет до луны и оставит тебя там, - отрезала Марта.
Моего
Марта уже забыла про кузнечика.
– А это знаешь что такое?
– Суслик. То есть его нора.
– Я равнодушно склонился над круглым глубоким провалом в земле.
– Только там давно никто не живет, садовник говорит, выгнал его...
– Враки! Этот ход ведет в подземную страну. Суслик остался в этой стране - зачем ему глупые люди, которые хотят разорить его дом? А там, внизу, вечное лето и радуги в небе.
– Откуда ты знаешь? Тебе туда не пролезть!
– Я там гостила, когда только родилась. Тогда я была очень маленькой, меньше ладони, но все помню...
– Марта мечтательно прикрыла веки и продолжала таинственно: - Поначалу ход - простая пещера, совсем темная и тесная. Но если не испугаешься, попадешь в сад, где растут разные цветы и деревья. Многие из них разговаривают. Персики там тоже есть, - прибавила Марта, поглядев на меня, держащего косточку за щекой.
– Они жалуются на садовника - зачем тот убивает гусениц? В подземной стране на гусеницах ездят, а потом, когда из них вырастают бабочки, все летают, - представляешь, как быстро?
– И даже суслики?
– фыркнул я.
– Дурак. Бабочки там размером с дом... если нужно.
Я навсегда запомнил этот закат - темно-розовую полосу над синим лесом, и запах скошенного сена, и Марту, сидевшую на корточках над пустой норой.
Марта не обращала на меня внимания, водила пальцами по сухой земле, очерчивая круг. Ветер шевелил светлые прядки девочки, будто хотел найти один-единственный нужный ему волосок.
Потом наступила среда - да, точно, ведь по средам к нам всегда заглядывал почтальон. Покончив с завтраком и уроками, я помчался на поиски Марты - мне не терпелось услышать еще что-нибудь увлекательное и загадочное, переворачивающее с ног на голову привычный, совсем не волшебный мир.
Тогда я впервые увидел ее напуганной. Марта сидела сжавшись в комочек, вздрогнула, когда я остановился рядом.
– Они за мной придут, - сказала шепотом, и я заметил на ее щеках мокрые дорожки.
– Кто придет?
– Они, - Марта всхлипнула, опасливо оглянулась.
– Как их зовут?
– Я почувствовал холодок, будто ледяные тысяченожки быстро-быстро забегали по спине и рукам.
– Не спрашивай. Тогда придут и за тобой! А пока о тебе не знают, ты хороший, а я хуже всех, я вазу разбила!
– Она зарыдала в голос, я же стоял дурак дураком и не знал, как утешить. Меня тоже ругали, если я разбивал чашку или блюдце. Но ваза... это, конечно, серьезней.
После этого Марта и отправилась в лес. Теперь я понимаю, она приняла решение - посмотреть своим страхам в глаза. Отважилась на то, что вряд ли было ей по плечу, - бросить вызов кошмарам, поджидавшим девочку всюду. Хотела она победить или договориться? Не знаю.
Я, как верный оруженосец, плелся за своим рыцарем - маленьким, в платье, а не в доспехах, с розовым бантом вместо шлема на голове, и думал только о том, чтобы нас нашли побыстрее. Но Марта нарочно выбирала самые глухие тропинки.