Куда исчезают поклонники?
Шрифт:
Квартирка оказалась в самом деле богатой. По самым предварительным оценкам, весь этот антиквариат и мебель, которой были забиты комнаты, тянула на ту же стоимость, что и сама квартира. Да, молодец дедушка Вики. И все-таки жаль, что Вике ничего не обломилось, а все досталось бездельнику Ване и его оборотистой мамаше.
– Слушай, а давай попьем кофе, – предложила Мариша. – Кофе есть? А тортика что, нету? Фи! Я хочу тортика!
– У нас есть сухой вафельный!
Но Мариша фыркнула с таким пренебрежением, что Ваня мигом смекнул: он допустил промашку. Такой девушке вафельные тортики не
– Я сбегаю вниз? За тортом? У нас внизу чудесная кондитерская.
– Купи торт с безе, орехами и шоколадным кремом.
– А если такого не будет?
– Поищи! Что, в городе одна только кондитерская?
– Тогда я побежал?
– Беги! – милостиво отпустила его Мариша. – Я подожду тебя тут.
И она разместилась на огромном диване, соблазнительно закинув ногу за ногу. Ваня замер в дверях.
– Я жду! – напомнила ему Мариша.
– Я туда и сразу обратно!
– Можешь особенно не торопиться.
Но едва за Ваней захлопнулась входная дверь, как Мариша мигом ринулась с дивана. Итак, у нее есть от силы минут пятнадцать-двадцать. Вряд ли этот лентяй попрется в соседнюю кондитерскую. Судя по всему, ему лишних два шага сделать и то влом. Но плевать на него. Где же искать в первую очередь? Проблема заключалась еще и в том, что Мариша не знала, что именно она ищет. Фотографии? Документы? Дневник старика?
Ничего такого не находилось. В ящик стола было небрежно сброшено несколько старых, пожелтевших от времени фотографий в рамках, на которых высокий мужчина был запечатлен под руку с маленькой женщиной в неизменном беретике, который сопровождал ее из года в год, из десятилетия в десятилетие. Лицо у женщины было невыразительным и не сказать, чтобы миловидным. Маленькие глазки, узкие губы, длинный нос. Сразу было видно, что она редкая брюзга, зануда, да и вредина порядочная.
У ее мужа вид был задумчивый, словно он и сам не понимал, что делает рядом с этой невзрачной особой.
На всякий случай Мариша прихватила для Вики одну фотографию ее деда вместе с рамкой, выбрав рамку, которая подешевле. Еще не хватало, чтобы ее обвинили в воровстве! Так! Это сделано. Что дальше? Где еще могут быть бумаги? Взгляд Мариши невольно уперся в двери кладовки. Ага! Вика говорила, что нашла письма Льва Илларионовича на самом верху кладовки ее бабушки. Так если старики были так близки, может быть, у них и привычки общие?
И Мариша устремилась к кладовке. Распахнув ее, она замерла. Какой же тут был беспорядок! Сразу видно, что властная рука Варвары Сергеевны не добралась до этих залежей. Мариша принялась снимать вещи с полок. И так увлеклась, что обрушила одну из них. Надо же такому случиться, что именно в этот момент в дверь вошел Ваня с тортиком в руках. Вошел, увидел и замер на пороге.
Его новая знакомая стоит в явной растерянности перед дверью кладовки, а оттуда на нее сыпется разное барахло.
– Мариша! – закричал он, увидев, как прямо на голову его пассии пикирует внушительных размеров котелок. – Осторожней!
Позабыв про тортик, который шлепнулся на пол, он подскочил к Марише и сильно дернул ее за руку. Очень вовремя, иначе котелок угодил бы прямо Марише по темечку.
– Уф!
– Ошиблась дверью, – нашлась Мариша. – Хотела найти ванную комнату. Открыла дверь, и на меня посыпались разные вещи!
– Ванная совсем в другой части квартиры.
– Но ты же мне не показал!
– Я не думал, что она тебе так экстренно понадобится.
– Надо было думать, – вредничала Мариша. – А где тортик?
– Там.
Тортик превратился в лепешку. Но Ваня о нем и не думал. Все его мысли были сосредоточены на том, что скажет теперь его мама, увидев разгром в коридоре.
– Она будет в ярости!
– Ты сказал, что твоя мама вернется только к вечеру.
– Ну да. И что?
– Так за это время мы уберем все вещи обратно!
Похоже, такая простая мысль Ване в голову просто не приходила. Да уж, редкий бездельник. Буквально пальцем не пошевелит. Так что Мариша даже не удивилась, когда все вещи ей пришлось запихивать в кладовку практически одной. Ваня под благовидным предлогом ускользнул от этой работы на кухню – заваривать чай.
Но Мариша не возражала, пусть будет чай, пусть кофе и торт. Лишь бы Ваня не болтался у нее под ногами, мешая рассматривать вещи в кладовке.
Перед тем как уйти на кухню, Ваня около четверти часа ходил вокруг шмякнувшегося на пол тортика, пытаясь соскрести остатки с минимальными потерями. Сходил за блюдом, потом за подносом, потом приволок большую плоскую лопаточку, с помощью которой и перетащил днище коробки на поднос. Одним словом, суетился над тортиком по полной программе. На то, чтобы помыть потом руки и заварить чай, у него ушло еще полчаса.
В общем, где-то через час для чаепития у нерасторопного парня все было готово. Мариша к этому времени успела разобрать все вещи в кладовке. И нашла кое-что интересное для себя. Это была картонная коробочка, тщательно оклеенная бумагой. Можно было подумать, что там подарок или что-то в этом роде. Но разорвав обертку, Мариша с удивлением обнаружила, что в коробочке лежит один-единственный ключ. Самый обычный ключ от ригельного замка. Длинный, с бороздками по краям.
У Мариши и у самой был когда-то в квартире такой замок. Так что она без труда догадалась, как должен выглядеть этот. Оставалось только понять, где находится этот замок. Держа в руках ключ, Мариша ощущала себя героем сказки про Буратино. Ключик у нее был, оставалось найти потайную дверцу.
– Мариша, ты идешь? – подал голос Ваня. – Чай уже готов!
– Иду, иду!
И, поспешно запихнув в кладовку оставшиеся вещи, Мариша быстро смыла с себя пыль и пошла на кухню.
– Хороший у вас в квартире ремонт, – похвалила Мариша обстановку, чтобы хоть что-то сказать. – Вы с мамой делали?
– Нет. Мы почти ничего не трогали. Только замки на дверях сменили.
Ага! Сменили замки! Может быть, ригельный ключ был как раз от входной двери самого Льва Илларионовича? Хотя зачем тогда прятать его в коробочку, да еще заботливо оклеивать сверху бумагой. Это же какая возня! Впрочем, каких только странностей не случается у одиноких людей. А Лев Илларионович, Мариша в этом почти не сомневалась, был очень, очень одинок. Даже когда его жена была еще жива.