Куда приводят мечты
Шрифт:
Теперь она смотрела на меня с таким страдальческим выражением, что на миг я пожалел о сказанном.
Но это выражение моментально исчезло.
В ее глазах что-то появилось.
Неуловимое и расплывчатое, борющееся за существование. Как пламя свечи на ветру.
Но это определенно было.
Как она старалась. Боже правый, как она старалась, Роберт. На ее лице отражался каждый миг этой борьбы. Что-то в моих словах зажгло в ее сознании крошечный огонек, и теперь она пыталась его сохранить. Не
Я не знал, что делать.
Следовало ли мне говорить дальше, чтобы поддержать пламя? Или хранить молчание, дав ей время самой подбросить топлива в огонь? Я не знал. В этот самый напряженный момент наших отношений я оказался в растерянности.
Так что я ничего не предпринял. Не отрываясь, смотрел в ее лицо. Ее лицо было как у ребенка, силящегося понять некую важную, далеко запрятанную тайну.
«Пытайся», — умолял я мысленно. То было единственное слово, приходившее мне на ум. Пытайся. Думаю, я даже кивал в знак одобрения. Пытайся. Думаю, я улыбался. Пытайся. Я крепко держал ее за руку. Пытайся. Я почувствовал, как мы оба задрожали. Пытайся, Энн. Пытайся. Каждый миг нашей долгой близости — от момента нашей встречи до этого невероятного мига — сейчас достиг кульминации. Пытайся, Энн. Пытайся. Прошу тебя, пытайся. Пламя погасло.
Я видел, как оно умирает. Секунду оно еще теплилось, едва заметное. Потом пропало, и его слабый отблеск исчез из ее сознания. И то, как менялось выражение ее лица — от тревожной надежды до унылого безразличия, — было для меня самым ужасным зрелищем, что я видел с момента своей смерти. — Энн! — закричал я.
Никакого отклика. Ни в словах, ни в выражении лица.
Все мои попытки оказались тщетными. Я молча смотрел на нее; проходили мгновения. Пока для меня не стал очевидным единственный возможный ответ.
Я не могу оставить ее здесь одну. Удивительно, но почему-то самое ужасающее решение из тех, что я принял за все свое существование, привело меня в состояние умиротворения.
Тотчас же меня начали окутывать злые чары этого места.
Теперь остановить это было невозможно. Я чувствовал, как цепенеет моя плоть, ощущал это жуткое, леденящее отвердение всего тела.
Я попытался было побороть это ощущение, но тут на меня накатила волна бессознательного ужаса.
Я остановил себя.
Это было единственное, что я мог для нее сделать.
Скоро я перестану это осознавать, буду лишен даже утешительной возможности помнить о собственном поступке. Но тогда, в те короткие мгновения, я точно знал, что делаю. Единственное, что оставалось сделать.
Отказаться от рая, чтобы быть с ней.
Доказать свою любовь, оставшись подле нее на эти двадцать четыре года, которые ей предстояло здесь пробыть.
Я молился о том, чтобы мое общение — каким бы оно ни оказалось, когда я перестану
Но я здесь останусь во что бы то ни стало.
Я вздрогнул, озираясь по сторонам.
Джинджер лизала мою свободную руку.
Пока я, не веря глазам, смотрел на собаку, я услышал то, что показалось мне прекраснейшим во всей вселенной звуком.
Голос Энн, произносивший мое имя.
Я в изумлении повернулся к ней. Слезы у нее на глазах высохли.
— Это и правда ты? — пробормотала она.
— Да, Энн. Правда.
Я видел ее сквозь мерцающую пелену слез.
— Ты это сделал… для меня? Я кивнул.
— Да, Энн, да. Да.
Я уже чувствовал, что теряю контроль. Как скоро наступит пустота? Как скоро воцарится безысходное отчаяние?
Это не имело значения.
Ибо на те несколько мгновений мы воссоединились.
Я притянул ее к себе и обнял, почувствовав, как она обвивает меня руками. Мы рыдали в объятиях друг друга.
Вдруг она отстранилась с выражением ужаса на лице.
— Теперь ты не сможешь отсюда уйти, — сказала она.
— Не важно. — Я смеялся и плакал в одно и то же время. — Не важно, Энн. Рай без тебя никогда не будет раем.
И как раз перед тем, как сознание мое окутал мрак, я в последний раз заговорил с женой, моей жизнью, моей драгоценной Энн. Вот те последние слова, которые я ей прошептал:
— Да будет этот ад нашим раем.
И ВИДЕТЬ СНЫ…
В ИНДИИ
При пробуждении я испытал необычные ощущения — словно появился из плотной, тяжелой куколки насекомого. Открыв глаза, я уставился на потолок. Он был бледно-голубым и слегка подсвечивался. Кругом царила совершеннейшая, глубочайшая тишина.
Попытавшись повернуть голову, я, к своему удивлению, обнаружил, что слишком слаб для этого. Я с ужасом стал думать, что парализован.
Но потом понял, что это сильное утомление, и снова закрыл глаза.
Не могу сказать, сколько времени я проспал. Следующее, что я помню, — это то, что снова открыл глаза. Тот же голубой потолок — бледный, светящийся. Я осмотрел себя. Я лежал на кушетке в белой мантии.
Был ли я снова в Стране вечного лета?
Медленно приподнявшись на левом локте, я осмотрелся.
Я находился в необъятном зале с потолком, но без стен. Навес держался на высоких ионических колоннах. В зале стояли сотни кушеток; почти на всех лежали люди. Мужчины и женщины, в мантиях такого же цвета, что и потолок, ходили между кушетками, время от времени наклоняясь и беседуя с лежащими людьми, иногда гладя их по головам. Все-таки я был в Стране вечного лета. Но где же Энн?
— С вами все в порядке?
Я обернулся на звук женского голоса. Незнакомая женщина стояла у меня за спиной.