Куда смотрит прокурор?
Шрифт:
Гонсо беспокойно заерзал на месте.
– Жан Силович, а как же расследование? Как же мне из города в такое время?
– А чего тут тебе теперь делать? Ходить по улицам и крутить руки подозрительным? Ты мне тут со своей дотошностью полгорода пересажаешь. У тебя же только одна реальная ниточка есть – дантист. Так что время у тебя есть, чтобы в срок вернуться. Или у тебя новости есть? Может, агентура операм что-то нашептала?
– Агентура пока ничего не сообщает. Я думаю, это человек в криминальных кругах неизвестный действовал.
– Похоже. Тогда ждем вестей от дантиста… Но ты пока езжай.
Туз даже глаза закрыл от удовольствия, перебирая в мыслях радости деревенской жизни. Лишь через какое-то время он оторвался от дорогих его сердцу воспоминаний.
– Только вот что, брат… – уже деловито и категорическим тоном объявил он. – Тебе до отъезда надо перед парикмахершей извиниться. Поговори с ней по-человечески, объясни, что, мол, случайно все произошло, без умысла. Чтобы она заявление на тебя не писала… Эльвиру, начальницу ее, вместе с взволнованной общественностью я, так и быть, на себя возьму. А с девицей давай уж сам улаживай. Умел ручонки совать куда не следует – умей и грехи замаливать. От нее, сам понимаешь, много сейчас зависит. Как ее зовут-то?
– Не знаю, – потупился Гонсо. – Откуда мне знать? Я ее первый раз увидел.
– Эх ты, следователь! Наступил ненароком в дерьмо – отмывайся сразу. Что ж ты с ним ходишь какой день и запахи разносишь?
Гонсо потупился. Сказать, что он растерялся так, что даже руки на себя в какой-то момент наложить хотел?
– Да, а парикмахерша-то эта хорошенькая хоть была? – ободряюще, как мужик мужику, хохотнул Туз. – Они ж такие бывают, что хоть руки руби. Потому как сами туда лезут…
– Жан Силович! – задохнулся Герард Гаврилович. – Неужели вы все-таки думаете?.. Да я даже не разглядел, какая она! Я как будто в затмении был…
– Экая глупость получается! – помотал могучей башкой Туз. – Я поначалу подумал, может, подставляет тебя кто-то? А тут действительно вижу – несчастный случай. Согласно глупости и бессмысленности произошедшего – несчастный случай.
– Жан Силович, неужели и вы мне не верите?
– Я-то верю, – успокоил его Туз. – Главное, чтобы Василиса поверила.
И тут они оба погрузились в задумчивость.
Глава 16. Вишневый сад
Он покончил жизнь путем погружения в воду без обратного выгружения, чего добивался и ранее, но ему чинили препятствия.
На втором этаже казино, где уже не раз встречались Шкиль и Василиса, было темно и пусто. Там располагался ресторан, и можно было сверху рассматривать игровой зал – ярко высвеченные зеленые столы, отбрасывающие блики позолоченные части рулеток, таинственно урчащие и бренчащие жетонами игральные автоматы и людей, окоченевших у столов. Шкиль и Василиса играли мало, большую часть времени проводя за уютным столиком в ресторане. Но и туда долетал дух азарта и бессмысленных надежд, царивший внизу под ними. И это придавало их беседам некую особую нервность, приподнятость и неординарность, столь нравившуюся обоим.
Весь вечер Шкиль пытался определить, рассказала ли секретарша из техникума Василисе о казусе с Гонсо, а если рассказала, то какое это произвело на нее впечатление? Самому спросить ее, знает ли она о скандале, как-нибудь ненароком, невзначай, все никак не представлялось возможности.
Василиса была рассеянна, задумчива, погружена в свои мысли.
– Мы сегодня грустим? – галантно, но и ядовито осведомился Шкиль.
– А у тебя оружие есть? – вдруг спросила Василиса.
– Оружие? – изумился Шкиль. – Тебе какое?
– Не знаю, все равно. Ружье…
– И зачем нам понадобилось ружье?
– Вот именно нам. Я сегодня вдруг вспомнила, что в Валенсии еще совсем не так давно влюбленному, желавшему известить весь мир о своей страсти, надо было выстрелить из ружья в землю у самых ног возлюбленной. Чем ближе к ней, тем лучше. Обычно это делалось, когда девушка шла домой с мессы. При этом она должна была не моргнув глазом продолжать свой путь, скромно потупив взор… Вот это я понимаю страсти!
– Знаешь, ружье у меня есть. И я готов пальнуть из него хоть сейчас. Давай только договоримся, когда. В церковь ты не ходишь. Значит, когда ты будешь возвращаться из техникума?
– Это будет смешно. Но нас с тобой не поймут… Если бы ты знал, о чем сегодня говорили на занятиях мои студентки!
– Ну, Вась… Уверяю тебя, я вполне могу себе это представить. И весьма живо. Я часто проезжаю мимо вашего заведения и вижу этих девиц, толпящихся у входа! Зрелище для людей с крепкими нервами. По-моему, побыв рядом с ними полчаса, вполне можно стать женоненавистником. Кстати, ты заметила, нынешние фильмы, книги, сериалы объединяет омерзительное отношение к женщине. Она в них обязательно – кобыла, телка, девка, соска… Увы, глядя на твоих студенток, невольно подумаешь, что для них эти названия – самый раз. Другие им просто не подходят.
– Ну, они разные бывают, – вяло возразила Василиса.
– Уверен, они и сами себя так называют. И это их ничуть не обижает. Обрати при случае внимание – в газетах самые грязные материалы, со всякими физиологическими подробностями и извращениями подписаны женскими именами. Иногда мне кажется, что женщина не только спивается быстрее мужчины, она и разврат принимает гораздо спокойнее, без особых эмоций. Ибо живущие по плоти о плотском помышляют, а живущие по духу – о духовном…
– Экий вопиющий мужской шовинизм. Видел бы ты наших студентов мужеского пола! Послушал бы их откровения!.. Боюсь, дорогой мой, ты просто не очень представляешь себе женщин, их внутренний мир…
– Может быть, – не стал спорить Шкиль.
Но невольно вспомнил разговор с московским приятелем, работающим в одной очень продвинутой рекламной компании. Денег там крутится много, тратятся они легко. Молодых женщин среди сотрудников тоже в избытке. И все современные, «без комплексов». Уже привык, рассказывал приятель, к регулярному отбору девиц на свободные должности. «Представляешь, пятьдесят качественных телок дефилируют перед тобой и каждая готова на все прямо немедленно? – продолжал приятель. – У моих сопливых начальников особый шик, придя утром на работу, бросить на стол какой-нибудь глянцевый журнал с роскошной девицей на обложке и небрежно обронить: „Мой товар. Уже вторую неделю пялю эту овцу“.