Куда Уехал Цирк. Дорога-4
Шрифт:
– Тяже-улей вилки, ничего-у не держали!– сомнений в авторстве комментария не возникало.
– Да если его рядом с этим полисменом поставить, так сразу ж видно!
– продолжала разливаться соловьем Мамичка.
– Кто принц, а кто просто...
– Кхм, ну-у...
– Ло постарался перебить сравнительный анализ двух черных джентльменов. Безуспешно.
– Вот бы моей девочке...- решила помечтать нянька о столь породистом женихе для своей подопечной.
– Мамичка!
– Ло решительно перебил негритянку.
– Фл... Миссис Флора уже свой выбор сделала, а вот вам нужно учиться.
– И если этот гадский прынц сейчас не придет!
Пришел, улыбнулся своей самой обаятельной
– А теперь сделаем маленькое упражнение...
Ужинали чинно и благопристойно, рядом с Федором сидела его любезная Таис с дочерью. Девочка сначала дичилась, но, увидев открытую улыбку Стаси и доброжелательные взгляды остальных, успокоилась. А искреннее восхищение талантом поварихи и вовсе растопило сердце последней. Флора кормила младшенького, за средненьким присматривал Робин, а старший ел, серьезно и свысока посматривая на младших братьев.
Мамичка сосредоточено смотрела в свою тарелку и то замирала, не донеся ложку до рта, то спохватывалась, коротко зыркала на Джонатана и опять начинала есть.
Вечер прошел просто феерически. Сначала, выполняя требование о тихих играх, Зара предложила сыграть в домино, жуткой любительницей которого оказалась, и "дулись" они с мужем втихаря в своем фургоне, боясь насмешек. Возмущение ходоков, по крайней мере, русской их части, просто зашкалило. Плевать, что домино было слегка непривычного вида, но сам факт укрывательства такого развлечения! Однако быстро выяснилось, что игру весьма относительно можно отнести к тихим. Да и малышня оказалась неохваченной. У той же Зары в заначке оказались и бочонки лото. Что опять вызвало возмущение окружающих, они тут от скуки в дороге маются, а старая цыганка такие развлекухи прячет и тихо сама "трескает". Но дети опять остались не у дел. Правда, младшего уже изъяли и уложили спать. Но старшие мальчишки спать идти отказывались наотрез и уже стреляли по сторонам глазами, разыскивая Невса. Помощь пришла с совершенно неожиданной стороны. К Робину подошел Желчь, кивнул, зовя за собой. Двое взрослых, прихватив мальчишек, ушли на берег, где уже горел маленький костерок. Невс навострился подобраться поближе, но Ло приказал отключить прослушку и никому не мешать маленькой компании. Издали было видно, как двое взрослых мужчин по очереди что-то говорят двум мелким пацанам. И мордашки тех просто светятся восторгом, а у неохваченных "пацанов" - завистью.
Кианг сидел в плетеном кресле, выдвинутом практически в двери их семейного фургона. Он пил чай, настоящий китайский чай, а не ту жидкость, которую таковым считала его жена. Да и все остальные, даже док Ло. Погасив свет, он потягивал ароматный напиток, глядя на звезды, запутавшиеся в пушистых иголках сосен. Слушал фырканье лошадей, уханье какой-то птицы и другие непонятные ему лесные шорохи. Он ждал, когда Марья вернется из помоечной, и наслаждался покоем ночи. Дверь фургона, занятого Флорой с семейством, тихо открылась. Хозяйка крадучись спустилась во двор, подошла к столу и тяжело уселась, поставила на стол керосиновую лампу, прикрутила фитиль. Теперь огонь еле теплился, освещая только лежащие на столе руки и обрисовывая силуэт головы и плеч. Женщина посидела, ссутулившись, стянула с головы платок, завязанный а-ля тюрбан, и волосы изобразили одуванчик. Закрыла ладонями лицо и затряслась. Женщина рыдала, беззвучно сотрясаясь плечами. Кианг подался вперед, не понимая, что делать, был бы в лагере Робин, он сумел бы успокоить свою женщину. Но он с Сонком ушел составить компанию «дедушке» Тому. Для малышни крепкий пятидесятилетний мужчина, и правда, казался дедушкой. Но даже ему охранять фургон одному не стоило. Придет в гости медведь и мало не покажется. Из темноты на скамейку рядом с плачущей женщиной скользнула Марья. Она обняла Флору за плечи. Хозяйка ранчо дернулась отстраниться, но куда там! Уж Кианг знал, какие сильные у жены руки, да и пальцы нельзя назвать нежными. Да, ухоженные, но твердые, как у любого мастера боя. И пусть сама сто раз считает себя неумехой и на фоне своих спутников выглядит слабовато, но ему-то видней. Кианг успокоенно откинулся на спинку кресла, продолжая наблюдать. Женщины о чём-то шептались, вот и у Марьи поникли
– Те-уперь вдвоем пла-учут,- из темноты на кузнеца пялились два горящих, как фонари, глаза.
– Хо-учешь послушать?
– Нет.
– По-учему? – полюбопытствовали, чуть притушив свечение.
– По-утому... тьфу!
– Киангу совсем не хотелось объяснять, что сам он жутко разозлился бы, вздумай, кто подслушивать в такой момент.
– Оу-учень информативно,- фыркнул кот и удалился гордо, задрав хвост, обсыпанный мельчайшей светящейся «пылью».
Марья пришла не скоро. За задернутой занавесью спальни горел ночник, прикрытый сверху полотенцем, что делало его свет совсем рассеянным.
– Ну вот, почему не спишь?
– она виновато улыбнулась, укладываясь рядом с мужем. Вздохнула, когда ее обняли и подгребли спиной к твердой мужской груди.
– Успокоила?
– Ага, поговорили за жизнь. Если много лет сжимаешь в себе пружину, когда-нибудь она распрямится и ударит...
– Марья опять вздохнула.
– А плакать беззвучно, чтобы детей не пугать, мы быстро учимся.
– Жаль Робина нет, он бы успокоил...
– Нет, Киа, - женщина, не оборачиваясь, покачала головой.
– Робину она бы всего этого не рассказала. И знаешь, я сейчас поняла, что ваш мир к вам добрей, чем наш.
– И чем же?
– изумился такому заявлению Кианг.
– Флора очень жалеет, что нет портрета ее погибшего мужа. Так хоть бы сыновьям показала, каким был их отец. Да и сама она уже забывает его лицо, пытается вспомнить, а видит Робина... Это ее так расстроило.
Кианг закрыл глаза и попытался вспомнить лицо своей жены-китаянки. Вдруг понял, что тоже вспоминает милую невысокую женщину, смех как колокольчик, но вот лицо...
– А у вас есть фотографии...
– И не только. У нас есть видео, объемное, яркое. Ушедший в ирий человек на нем жив, и, кажется, что вот сейчас он войдет в двери, засмеется и скажет: «Там такой дождь классный, айда в сад, побегаем!»
– О ком ты плакала?
– мягко спросил Кианг.
– Брат двоюродный, погиб по-идиотски. Приехал домой в отпуск и полез абрикосы собирать. К нему прибежал его пес, немец, здоровый такой. Брат и скомандовал ему «лестница», чтобы залез к нему по приколу, а лестница сложилась. И тут братец, вместо того, чтобы спрыгнуть, повис на ветке, да вместе с той веткой полетел вниз. Там, под деревьями, земля была взрыхленной, и он видимо думал, что упадет на мягкое, но попал шеей на лестницу... Все в шоке были, сослуживцы, друзья, мы ни поверить, ни осознать не могли! Как так может быть?! Молодой, тренированный офицер и такая глупость, не может этого быть!
– Марья вздохнула.
– Я почту не смотрела дней десять. Просто не могла, писем, конечно, валом. Включила сортировку, оставила письма только от близких, а там письмо от брата. Написал вечером накануне. Знаешь, долго не решалась открыть, потом все же посмотрела... На экране дождь, со спортивной площадки разбегаются мужики. Брат за кадром хохочет, мол, на полосе препятствий так резво не бегают, а от дождя, гляди, как несутся.
Смотрела, а за окном тоже дождь льет... Вдруг показалось, что он где-то там, жив, что еще не приезжал! Нужно позвонить и предупредить, что-то сделать и всё исправится. Только понять, что... У меня тогда истерика была... Столько лет прошло, казалось, уже давно все успокоилось, а вот с Флорой говорили и так по сердцу резануло.
Жесткая мужская ладонь погладила ее по плечу, поцелуй пришелся за ухо:
– Ночь, черная лиса-оборотень, она поднимает со дна души боль и страхи. Утром встанет солнце, и новый день поведет нас дальше по дороге ... Спи.
Утро и правда смыло ночные переживания, а интенсивная зарядка и купание в озере окончательно взбодрили. За завтраком Федор Артемьич, как-то обреченно, даже без всегдашнего 'драйва', поинтересовался, и когда же цирк двинется дальше. Ведь до Сиэтла еще весьма и весьма далеко. Ходоки переглянулись, за этим неплановым, но таким шикарным отдыхом, мысль о еще далеком и трудном путешествии куда-то спряталась. Все просто отдыхали и наслаждались нетронутой природой, прекрасным местом и интересной компанией. Но, неожиданно для всех, ответила ему Зара, правда, в лучших традициях еврейского народа: